Ник Кварри - Всех убрать!

Современная больничная кровать казалась совершенно неуместной в этой большой комнате, обставленной в стиле увядающего великолепия викторианской эпохи. И сама по себе эта комната казалась неуместной в современном пентхаузе, занимавшем самый верх новехонького небоскреба в Балтиморе.

Комнату заполняла мебель, которую покойная супруга Кармине Паннунцио приобрела в период страстной одержимости антиквариатом. Там были огромные бронзовые канделябры, подлинные мифологические чудища, накрытые абажурами из цветного стекла; громадное слишком мягкое канапэ и к нему кресла с подушечками потертого розового бархата; внушительный письменный стол некоего капитана дальнего плаванья, перенесенный сюда с его шхуны; мрачное дерево украшала медная окантовка; от стены до стены простирался персидский ковер. Не было никакой причины находиться здесь, в современной квартире, расписной китайской ширме, русскому самовару, водруженному на турецкий чеканный поднос, который, в свою очередь, стоял на японском лаковом столике, так же как и подставке для зонтиков в форме слоновьей ноги или привезенным из Италии мрачным пейзажам в тяжеловесных золотых рамах и внушительной хрустальной люстре.

И посреди всего этого старья помещалась функциональная больничная койка с простыней незапятнанной белизны, на которой совершенно терялся изможденный силуэт Кармине Паннунцио, одетого в простую хлопчатую пижаму.

Изголовье постели было приподнято, чтобы дать старику возможность хорошо видеть Джонни, которого Райли только что ввел в комнату. Джонни застыл на месте, ошеломленно глядя на Паннунцио.

— Не тревожься, — слабым голосом сказал старик. — Просто несколько последних дней я вынужден время от времени отдыхать. Чтобы дать проклятому раку шанс спокойно меня доглодать. Но я не умираю. Пока ещё не умираю. И даже если я умру, тебе будут продолжать платить из особого фонда.

Джонни покачал головой и усмехнулся.

— Ну да, только это меня и волнует...

Паннунцио довольно улыбнулся:

— Ты здорово задал этим мерзавцам.

Райли кивнул, подтверждая его слова.

— Фрэнк Белл угодил за решетку. Получил пять лет за то, что находился в игорном доме, когда там происходила та бойня. Он сел, хотя ему конкретно ничего не смогли доказать. Банда из Ридинга распалась, никто не сумел взять бразды правления в свои руки. То же творится в Филадельфии после смерти Виджиланте. Все борются за власть, и никто не может взять верх. По крайней мере какое-то время так и будет продолжаться...

— Хорошая работа, — спокойно повторил Паннунцио.

Джонни достал что-то из кармана.

— Вот сувенир для вас. Все, что мне удалось найти.

Он положил старику на колени старику крошечный предмет, который мрачно засверкал на белой простыне. От света люстры во все стороны брызнули кровавые лучи.

Рубин.

Кармине Паннунцио взял камень, посмотрел его на свет и растянул рот в ледяном, мстительном, безжалостном оскале.

— Цвет крови.

— Из-за него пролилась уйма крови, — с горечью заметил Джонни.

Райли пожал плечами:

— Кто исповедует насилие, тот становится его жертвой.

Старый сицилиец, лежавший в больничной постели, ещё раз холодно и мстительно улыбнулся.

— На моей родине у мафии в ходу пословица, которая больше подходит к данной ситуации. Хотя им едва ли понравится, как эта пословица обратилась против них.

Он язвительно покосился на Джонни.

— Может быть, ты её знаешь. Sangu lava sangu.

Джонни Морини слышал эту пословицу впервые, однако понял её смысл.

«Кровь смывает кровь».