Андрей Воронин - Му-му. Заброшенная могила

— Лучше бы у тебя цыгане из головы не выходили…

— А вот это уже ты ересь несешь. Одно другое исключает?

— Не исключает, Сережа, согласна. Но — про живых думать надо!

— Не думал, что ты можешь так банально мыслить…

— Не банально, Дорогин! — взъерошилась Ольга. — Я все понимаю. Но мертвые нас не слышат…

— Слышат живые. Их потомки. Оль, ты хотя бы представляешь, что будет, когда мы перестанем блюсти последние пристанища наших предков? Я понимаю, что я сейчас прописные истины излагаю, но… Никто не должен трогать кладбища. Мир этому противится. Я бы лет пятьсот кладбища оставлял в сохранности. На законодательном уровне.

— Этак вся земля будет ими усеяна!

— А она, Оля, и так ими усеяна, — грустно сказал Дорогин, поправляя ленту на одном из венков, обрамлявших могилу Савинского. — Ты знаешь, например, что в XVIII веке, когда население Москвы достигло двухсот тысяч человек, было более трехсот кладбищ! А ведь столица тогда только перешагнула Земляной вал! Мы все по костям ходим, Оля. И нужно к этому относиться философски.

— Вот давайте и будем относиться философски, — послышался голос Савелия, который в сопровождении Анжелы показался среди могил. — Чего это тебя, Андреич, в понедельник на кладбище потянуло? Да еще в сопровождении столь молодой и интересной особы…

— Сложилось так, — Дорогин улыбнулся и пожал руку кандидату наук. В отличие от многих бомжей, руки Неделина всегда были чистыми, с аккуратно обрезанными ногтями.

— Ну, коли сложилось, предлагаю пройти, господа сыщики, — ухмыльнулся Савелий. — Выпьем и закусим чем бог послал.

Дорогин переглянулся с Ольгой и вслед за Савой и Анжелой отправился в сторону приземистого домика администрации, где, как видно, местных бомжей привечали. Впрочем, в здание заходить они не стали — около входа был вкопан в землю круглый стол на одной ноге, вокруг которого стояли разномастные табуретки. Две из них было заняты какими-то мужиками, которые, привстав, поприветствовали вновь прибывших.

Сергей и Ольга заняли свободные табуретки, Сава притащил из домика скамейку, на которой устроился вместе с Анжелой.

— Пить будем, гулять будем, — задумчиво сказал он, переглянувшись с мужиками, один из которых имел вид кладбищенского рабочего, а другой, в очках с дорогой оправой и пятнистом комбинезоне, походил скорее на посетителя кладбища.

Рабочий вытащил из-под стола брезентовую сумку, достал из нее две бутылки водки и пакет с колбасой, вареными яйцами и помидорами. Сава вынул нож, нарезал закуску, разложил ее на пластмассовые тарелочки, взглядом попросил Дорогина откупорить водку. Сыщик отвинтил крышечку первой бутылки и оглядел стол в поисках рюмок.

— Гера, ты службу забыл, — укоризненно обратился к рабочему Савелий.

Герман Шалименко кивнул и отправился в домик администрации, откуда спустя минуту вынес шесть красивых хрустальных стаканов.

— Ну, за все хорошее, — сказал Сава, поднял стакан и выпил, манерно отставив мизинец правой руки.

Дорогин, знавший за ним эту привычку, усмехнулся, искоса взглянул на Ольгу и последовал его примеру. Ольга фыркнула — это тоже в последнее время вошло у нее в привычку — и, подмигнув Анжеле, лихо выцедила полстакана. Дорогин нахмурился, но предпочел промолчать.

— А что это мы едим? — отдышавшись, спросила Ольга, разглядывая большущее, величиной с кулак, яйцо, лежащее перед ней на тарелке.

— Яйцо блядуна, — бесстрастно ответил бомж, облупливая и макая в соль точно такое же.

— Кого??? — вытаращила глаза Ольга.

— Блядуна, — повторил Савелий. — Птица такая. С очень большими яйцами.

Ольга чуть не упала с табуретки. Дорогин с трудом сохранил равнодушную мину. Эту шутку Савелия, достававшего где-то свежие индюшиные яйца, он уже слышал. Остальные заржали.

— Фи, — сказала Ольга, протягивая яйцо Дорогину. — Извращенцы…

Сергей молча обмакнул яйцо в соль и с удовольствием съел.

Вторая бутылка вскоре последовала за первой. Поняв, что продолжение банкета зависит от него, директор сыскного агентства вытащил из кармана бумажник, достал оттуда крупную купюру и огляделся, — мол, кто пойдет. Вызвался Гера. Через двадцать минут он приволок из близлежащего магазина полную сумку водки. Дорогин покачал головой — он уже был не рад, что вытащил сюда Ольгу. Этому серьезному мужику, которому в сентябре должно было исполниться пятьдесят лет, вполне резонно казалось, что бухать с бомжами и кладбищенскими рабочими лучше без присутствия молоденькой девушки. Но он слишком хорошо знал Олю, чтобы сомневаться в ее здравом смысле, и только шепотом велел ей позвонить в агентство и вызвать через часок человека, чтобы самому не садиться за руль.

Опрокинув очередную сотку, Герман сказал:

— У нас на кладбищах шляются толпы мудаков, которым срать на скорбь с высокой колокольни. Они только и делают, что читают надписи на плитах — да-да, они даже читать умеют… иногда — и подсчитывают, кто сколько топтал землю. «О, вот этот фраер долго жил! Глянь, а та баба совсем молодая копыта откинула! Я бы с такой… А у этого фамилия что-то слишком еврейская! Пусть нанимает экскаватор и перезакапывается на другом кладбище». Сколько я таких разговоров слышал!

— Погоди, вот запустят в Швейцарии это… как его… адронный коллайдер, и всем хана будет. Не останется, кому по кладбищам гулять, — проглотив кусок колбасы, высказался Сава. — Все в черную дыру улетим…

— Его же только что запустили! И никакой «дыры»!

— Не запустили, а только проверили, работает ли…

— А что, если туда Белку или Стрелку запустить? Ну, как в космос? Или… Гагарина? — предложил Герман.

— Дурень, ты знаешь, какая там температура?

— Я что, такой уже темный? Там этот… абсолютный ноль, вот! Холодно…

— Вот, именно. Такой же абсолютный ноль, как ты. Так что?

— Ну, дык это… замерзнет…

— Хорошо. А какое там напряжение, знаешь?

— А хрен его…

— Еще раз дурень… Больше, чем в розетке, раз в сто! (При этих словах Савелий переглянулся с ухмыльнувшимся Дорогиным.)

— Черт, сгорит ведь? Правда? Так что с ними станет?

Сава, чертивший тростью зонтика какие-то фигурки на песке, медленно сказал:

— А хрен его знает.

Дорогин сжал руку Ольги, пытаясь не рассмеяться. Он знал, что такой контингент весьма восприимчив к внешним выражениям человеческих чувств. Лишний смешок мог вызвать неприятные последствия.

— Не будет никакой «дыры», — сказал очкарик по имени Слава, который сидел с ними, но так пока и не принял участия в разговоре. — Я сам физик. Все это туфта — с этим коллайдером. Обычный ускоритель элементарных частиц… Вы лучше хохму послушайте. Не бойтесь, не похабная, — он взглянул в сторону Ольги, которая никак на его слова не отреагировала. — Так вот, в прошлом году осенью со мной конкретный прикол был. Как-то наметил себе съездить сюда, на кладбище, к бабке покойной. Выделил для этого субботу. А жена решила припахать меня на рынок съездить. Короче, убыл я на кладбище с большим скандалом.