Александр Тамоников - Враги народа

© Рясной И.В., 2020

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2020

Похоже, многоходовая оперативная комбинация накрылась. Да еще окружающая обстановка как нельзя лучше подходила для полноты ощущений позорного провала – низкое серое ленинградское небо, и мерзкое ноябрьское снежное крошево под ногами.

Алексей Протопопов терпеть не мог холодный, помпезный и неуютный Ленинград. И всей душой ненавидел, когда рушатся его с академической дотошностью, до мелочей расписанные планы. Ведь за этими обломками открывается неизвестность, готовая поглотить тебя.

Вчерашняя встреча, на которую должен был прийти долгожданный вестник, не состоялась. Пришлось больше часа прождать у Медного Всадника, маяча с журналом «Огонек» и повторяя про себя дурацкие, как обычно принято, слова пароля и отзыва, типа «как пройти к Мариинскому театру и какая опера там сегодня идет».

Кураторы с Лубянки возлагали на эту встречу большие надежды. Хотели посмотреть на большую шишку из Парижей-Лондонов, держащую в своих руках нити антисоветского подполья. Этому фигуранту, с учетом его миссии на территории России, присвоили псевдоним Ревизор. Сколько же сил и ресурсов ушло на подготовку этого свидания. И все впустую.

Первая встреча с объектом агентурной разработки – это как первый поцелуй. От результата зависят дальнейшие отношения и перспективы. Или установится плотный контакт, который позволит затеять с врагом долгую оперативную игру. Или сразу все пойдет кувырком, и останется одно – подать условный сигнал на задержание и спустить с поводка матерых волкодавов, которые трутся вокруг, присматривают за агентом и готовы скрутить хоть самого черта с рогами.

Угораздило же в свое время Протопопова стать участником тайных войн. Его отец, старорежимный профессор Московского университета, настойчиво внушал ему презрение к жандармам и их последователям, будто предчувствуя извилистую дорожку, по которой пойдет сын. А Алексей послушно хотел стать биологом – эта семейная профессия вполне соответствовала его упорству и усидчивости. Но имелась и авантюрная сторона его натуры, полковой трубой зовущая к риску и приключениям. Именно она толкнула его сначала не в ту компанию. А в итоге осенью 1929 года довела до застенков ОГПУ.

Оперативник, рассматривавший его дело, обращался с ним вежливо, даже как-то бережно. Ох, какой же это был мастер своего дела. Он так виртуозно сыграл на чувствах и порывах студента, что в ОГПУ появился идейный осведомитель, носящий оперативный псевдоним Тевтон. А вскоре, с учетом энергии и способностей, его перевели фактически в штат контрразведки на должность секретного сотрудника.

«Сексот» – это не осведомитель, который уши развесит, карандаш заточит и строчит сообщения о том, что слышал в курилках и кабинетах. Секретный сотрудник на острие удара, лицом к лицу с коварным и опасным врагом. Он внедряется, проводит операции, вербует.

Должность младшего научного сотрудника Института микробиологии Академии наук СССР была не столько работой, сколько прикрытием для агента-маршрутника. И он не столько корпел над микроскопом, сколько мотался по всему СССР, меняя личины, паспорта, имена.

Он хорошо знал румынский язык – мать его происходила из знатного румынского рода. В связи с этим его часто использовали на Юго-Западном направлении. То он внедрялся в среду контрабандистов и фальшивомонетчиков в Одессе. То осуществлял оперативное проникновение в контрреволюционную организацию в Кировограде. Научился вживаться в легенды, как в собственную биографию, нацеплять маски, на время становившиеся его собственным лицом. Выполнять любой приказ любой ценой. И ходить по краю. Ведь враг смертельно опасен, о чем свидетельствует глубокий шрам на боку. И еще – врага порой надо уничтожать на месте, притом своими руками. Как тогда, в Киеве, где, выполняя приказ, он всадил пулю в спину важного функционера националистического подполья.

Он всем своим существом втянулся в новую жизнь. Стал азартен в охоте и был готов в лепешку разбиться ради результата. Но постепенно накапливалась усталость. Игры становились все более опасными. Риск уже не бодрил, а ложился тяжестью на душу. И приходило четкое осознание – когда ходишь все время по лезвию ножа, рано или поздно оступишься. А цена ошибки известна – жизнь.

Это его состояние заметил даже куратор – капитан из секретно-политического отдела НКВД, заявивший:

– В отпуск тебе надо, Леша. На море… Но только после того, как дело закончим по Ленинграду. Это важное дело.

– Закончим обязательно.

– Ты главное войди в контакт с фигурантом, – напутствовал капитан. – У нас как у электриков – главное контакт, а потом уж и ток потечет, и механизм заработает.

А этого самого контакта и не состоялось.

Почему фигурант не пришел? Почувствовал, что с ним играют? Или имелись иные причины? Если он жив и эти самые причины все же иные, то игру можно продолжить. Ну а если он понял, что Протопопов – чекист, тогда горят, как свечки, несколько серьезных комбинаций. И нужно выстраивать игру совершенно иным образом – то есть арестовывать всех, до кого дотянешься, и выводить из-под удара своих людей.

Ладно, нечего падать духом и ныть. Надо доделать работу. А для начала встретиться с Ростиславом – известным ленинградским художником, а заодно посредником во встрече. Сейчас он должен ответить на несколько принципиальных вопросов.

Понятное дело, использовали художника втемную. Тот искренне считал себя идейным борцом с «большевистской заразой». К нему Протопопов сейчас и направляется, утопая ногами в снежном, перемешанном с водой, месиве. Мимо роскошных домов с гранитными атлантами. Мимо ленинградцев, уныло бредущих в свете просыпающихся ночных фонарей.

Ростислав, как истинный художник, по доброй французской богемной традиции, занимал под мастерскую мансарду под крышей типичного ленинградского доходного дома. С нее открывался великолепный вид на Неву и увенчанный острым шпилем силуэт Петропавловской крепости.

Пустой неуютный двор-колодец, почерневшие от времени, давно не крашенные массивные двери подъездов. Около одной из них Протопопов остановился, будто наткнувшись на невидимую преграду. Повел плечами, сбрасывая груз неуверенности, дурных предчувствий и усталости. Погоревали – и хватит. Пора исправлять ситуацию.

На шестой этаж он взбежал уже вполне бодрый. Готовый к суровому разговору. Преисполненный желания растереть Ростислава в порошок.

Остановившись перед входной дверью, он подергал шнурок звонка. Донесся тонкий переливистый звон. И ни ответа ни привета.