Кирилл Казанцев - Прыжок тигра

«Гость» подобрал полы одежды и очень медленно, придерживаясь рукой за стенку, побрел в кухню. Остановился на полпути между плитой и холодильником, повернул голову вправо-влево. Покачнулся, оперся рукой о край стола и едва не упал. Максим успел подхватить человека одной рукой, второй спрятал пистолет за пояс штанов под футболку. Оружие не понадобится, гостя – древнюю, дышащую на ладан бабку – можно пальцем прихлопнуть, как комара.

– Извините, – продолжала бормотать бабка, – я не знала, что вы здесь, я сейчас пойду. Посижу немного и пойду.

Она вытащила из-под стола табурет, уселась на него и, как школьник на парту, положила руки на пеструю скатерть. Максим смотрел на старуху и в полумраке разглядел, что одета она не в балахон, а в халат, сверху накинут теплый платок, на ногах тапки. Седые, похожие на солому длинные волосы собраны в пучок на затылке, но прическа успела основательно растрепаться.

«Сумасшедшая? Черт ее знает, не похожа, вроде. Кто такая? Откуда? Что ей здесь надо?» Максим рассматривал пожилую женщину. Та посидела немного, глядя в стену перед собой, поднялась на ноги и побрела в коридор. Остановилась перед входной дверью, уставилась на замок.

– Новый поставили, – произнесла она вполголоса и взялась за задвижку.

– Подождите, – остановил бабку Максим, – подождите. Вы кто? К кому?

Бабка вместо ответа прошаркала обратно в кухню и снова уселась на табурет.

– Вот вернулась. Хочу в своей квартире помереть, – заявила она непререкаемым тоном и умолкла.

– В своей? – первым пришел в себя Максим. – Это разве ваша квартира? Мне хозяин сказал, что она свободна…

Он мог распинаться сколько угодно, старуха разговор поддерживать не собиралась. Куталась только в цветастый платок так, словно мерзла в теплую весеннюю ночь, и молчала, глядя то ли в стол перед собой, то ли на ободранные обои на стене.

Максим проковылял через кухню и снова выбрался в лоджию. Хрень какая-то получается, откуда взялась эта бабка, да еще и посреди ночи, кто она? А если…

– Сдурел, что ли, совсем? Башкой думай! – пробурчал он себе под нос, и вернулся в кухню. Декорации не изменились, старуха по-прежнему сидела на табуретке и смотрела куда-то через стену. И не двигалась, не издавала ни звука. Не померла бы, что тогда с ней делать?

– Бабушка, – очень вежливо и как мог дружелюбно, произнес Максим, – вы кто? И почему вы решили, что это ваша квартира?

– Я здесь двадцать семь лет прожила, – отозвалась женщина, – в новый дом въезжали, а ключи на заводе дали. Мы в очереди три года простояли, дольше всех.

Отлично, она не померла и больше того – она все понимает и все слышит. Пойдем дальше.

– А как вас зовут? – поинтересовался Максим.

– Римма Михайловна, – незамедлительно ответила старуха, – я тут двадцать семь лет прожила.

Она и в самом деле прожила тут много лет. Сначала умер ее муж, потом старший сын. Все это произошло в один год, и она осталась одна, с младшим. Тот сошел с ума – то ли от переживаний, то ли сказалась наследственность. После того как он разнес в ванной трубы, а вызванных по тревоге сантехников вышел встречать с топором в руках, несчастного сдали на вечное поселение в дом скорби. Римма Михайловна осталась одна. Она промыкалась еще лет пять, ей добросовестно помогали соседи, и откуда ни возьмись, появились дальние родственники со стороны мужа. Но часто навещать пожилую женщину они не могли, да и сама старушка не желала становиться для кого-либо обузой. Поэтому по совету соцработника Римма Михайловна написала заявление, где изъявила свое желание переехать в дом престарелых. Это учреждение ей посоветовали в собесе, сказали, что лучше него в области не найти, там все новое и удобное. Все старики довольны, и обратно домой их не заманишь. Римма Михайловна поверила чиновницам, прошла все необходимые обследования, посетила всех врачей (к некоторым на прием пришлось ехать на другой конец города и долго сидеть в очереди), побывала в паспортном столе и в пенсионном фонде. Собрала все документы, отдала их соцработнику, дождалась вожделенного вызова и поехала к новому месту жительства. Волновалась, конечно, но все, действительно, оказалось прекрасно – двухместная палата с очаровательной соседкой, отличное питание и медицинская помощь по первому требованию. Потом – недели через две или три – состоялась встреча Риммы Михайловны с директором богоугодного заведения. Воспитанный и вежливый мужчина долго разговаривал с ней, внимательно выслушал женщину, спросил, удобно ли ей в комнате и вкусно ли кормят. А, получив на все вопросы утвердительный ответ, поинтересовался как бы невзначай – а где, собственно, документы на ее квартиру? Они нужны ему для простой формальности – он отметит что-то в компьютере и сразу вернет. Свидетельство о собственности и техпаспорт на приватизированную «двушку» очарованная такой заботой Римма Михайловна передала ему незамедлительно и больше никогда не видела. Не видела она больше и своей соседки по палате, и самой палаты. Женщину заставили переехать в соседний – сырой и холодный – корпус, где в тесном помещении стояли восемь коек. На свободную сестра-хозяйка швырнула вещи Риммы Михайловны и приказала ей оставаться здесь. Кормить стали редко и плохо, гулять почти не выпускали, в переполненном помещении было душно и влажно. Римма Михайловна попробовала возмутиться, но умудренные горьким опытом соседки посоветовали ей молчать.

– Те, кто жаловался, долго не живут, – многозначительно сообщила одна из них, самая «молодая». Ей было всего семьдесят шесть, и в дом престарелых ее сдали дети. «На время ремонта», – сказали ей, и с этого дня прошло уже почти три года.

Римма Михайловна не поверила, отловила вежливого директора на улице, когда тот выходил из своей машины, и поинтересовалась, в чем, собственно, дело. Тот очень удивился вопросу, пообещал разобраться и попросил Римму Михайловну не волноваться – это вредно для ее здоровья и может подскочить давление. Сам быстренько смылся в сопровождении свиты, а Римма Михайловна вернулась в свою конуру. И в тот же день поплатилась за свою настойчивость – старуху заставили мыть полы в гостинице.

– Где? – не сразу понял Максим, переход был слишком резким, а говорила бабка неторопливо, да еще и чуть растягивала слова.

– В гостинице, – терпеливо повторила женщина, – в гостинице для паломников. Кто в комнатах полы моет, кто в коридоре, кто мусор выносит…

– Для кого? – Максим окончательно потерялся. Каких паломников, какая гостиница, какие полы? О чем она? Какой диагноз был у ее младшего сына? Не шизофрения случайно? Так, может и она, того, на голову ранена. Несет какую-то чушь, но уверенно, осмысленно. Или врет «с листа», или…