Александр Тамоников - Красные туманы Полесья

— Конечно, мы приняли меры, — ответил командир отряда. — В селе и названных деревнях не осталось людей. Всех, кто выжил в этой бойне, мы вместе с имуществом и скотом вывезли в лесной лагерь, заранее оборудованный в нескольких километрах севернее нашей базы. Мы готовили его как запасной, для себя, но обойдемся. Жители важнее. Мужиков вооружили, они должны охранять лагерь. Немцам даже жечь нечего будет. Местные жители сами спалили свои подворья. Я отправил бойцов для оповещения и в другие населенные пункты. Думаю, что и там люди не будут ждать карателей, а уйдут в леса, благо здесь их много.

— Понял. Теперь, если нет больше вопросов, я с вашего позволения присоединюсь к товарищам. Устал.

— Да, конечно, товарищ майор. — Командир отряда взглянул на начальника штаба и произнес: — Забираем посуду, Николай Николаевич, выходим наверх и едем на базу. Завтра, как я и говорил, займемся планированием акции возмездия в Гороше.

— У меня, в принципе, готов предварительный план.

— Я рад за тебя. Значит, товарищ Шелестов, с утра порядок действий будет таков. Подъем в восемь, через полчаса завтрак. В девять начальник штаба привезет радиопередатчик, до десяти, если сложится, сеанс связи с центром. Далее подготовка акции. Согласен, майор?

— Согласен, Федор Моисеевич, — ответил Шелестов.

— Спокойной ночи.

— Благодарю.

Командир отряда с начальником штаба забрали посуду и поднялись наверх. Шелестов закрыл люк, прошел в спальный отсек, рухнул на нары и тут же уснул.

С утра среды, 15 октября, все шло по распорядку.

Офицеры встали в восемь часов, за полчаса привели себя в порядок, потом съели завтрак, приготовленный Коганом. Шелестов рассказал своим людям о разговоре с Горбанем.

В 8.50 раздался сигнал вызова телефонного аппарата.

— Да, — ответил Шелестов.

— Это Вешко. Доброе утро.

— Доброе, капитан.

— Я с радиостанцией выезжаю к вам. Один вопрос. Связиста взять с собой?

— Нет, — ответил майор. — Я сам справлюсь.

— Понял. Смотрите за еланью, я скоро подъеду.

«ГАЗ-А» оказался у бункера в 8.58.

Командир группы открыл вход.

Капитан с радиостанцией спустился по лестнице, поставил ее на стол.

Шелестов взялся за дело. Он вставил гарнитуру, приказал Сосновскому вынести наверх лучевую антенну, проверил настройку, получил сигнал соединения и начал стучать ключом.

В Москву ушла шифрограмма с сообщением о выполнении задания.

Прошло больше получаса. В 9.40 Шелестов записал текст ответа, быстро расшифровал его, тут же бросил бумажку в пепельницу, сжег ее и проговорил:

— Работа в Минске признана выполненной. Задача, поставленная нам товарищем Берией, подтверждена. Лаврентий Павлович настаивает на скорейшем проведении акции возмездия. Такие вот дела, парни. — Шелестов посмотрел на подчиненных. — На скорейшем! Это приказ.

Буторин хмыкнул и проговорил:

— Да уж, товарищ Берия может просить, настаивать, требовать. Но все это означает только одно: приказ, который должен быть выполнен любой ценой. Ничего нового.

Тут в бункер спустился командир отряда, подъехавший на «эмке».

— Не могу понять, как вам удается на легковых машинах перемещаться по лесу, где, как мне кажется, и танк застрянет. А тут «ГАЗ-А» и «эмка». Кстати, наш «Опель» не развалился после отхода из Минска?

— С ним пришлось поработать, но сейчас можно ехать хоть в Москву, — ответил Горбань.

— Да мы бы с удовольствием туда отправились, но нам надо в Горош.

Горбань взглянул на Шелестова и осведомился:

— Сеанс связи вы уже провели?

— Так точно! Работа в Минске признана выполненной, задание по акции возмездия в Гороше подтверждено.

Командир отряда присел на табурет и проговорил:

— Мне стало известно, что перед сожжением людей в Лозе полицаи с командиром роты эсэсовцев вывезли оттуда семью евреев. Сейчас нам удалось уточнить, что стало с этими людьми в Гороше.

— Кто уточнил? — спросил Шелестов.

Командир отряда улыбнулся и ответил:

— У вас, майор, свои секреты, у меня свои.

— Я имею на них право, а вот вы, Федор Моисеевич, нет. Это вам хорошо известно.

— Хорошо. Уточнил человек, связанный с отрядом. Это Петр Михайлович Матвеев, бригадир обходчиков на железной дороге. Живет с женой Марией на Вокзальной. Детей нет. У Маши по женской части проблемы. Не могла родить.

— Откуда Матвеев узнал о еврейской семье?

— Вы, майор, прямо как следователь на допросе.

— А вы были у следователя на допросе?

— Нет, но…

— Тогда не говорите об этом.

— А вы что, были?

— Представьте себе, был, причем не раз, но это к нашему делу никакого отношения не имеет.

Командир отряда и начальник штаба переглянулись.

— Странно, — проговорил бывший председатель исполкома Готлинского района. — Вы, старший офицер, командир особой группы НКВД, и под следствием?

— В изоляторе и маршалы сидели. Но давайте к теме. Повторяю вопрос, Федор Моисеевич. Как ваш человек, этот самый Матвеев, узнал о евреях?

— От второго нашего человека, Ефима Рогозы.

— Третий и четвертый тоже будут? — поинтересовался Шелестов.

— Нет, у нас только два человека в Гороше. Они известны лишь мне, начальнику штаба, политруку и связному, который два раза в месяц наведывается к Матвееву.

— Что поведал ваш второй человек? Чем он занимается?

— Ефим Рогоза — шофер на полуторке, приписанной к ресторану «Парус», сейчас «Мюнхен». За продуктами в Минск ездит. По совместительству он работает и на Калача.

— Как это?

— По заданию командования отряда.

— Как вам удалось внедрить его к самому Калачу?

Горбань свернул самокрутку. Папиросы у него кончились. Шелестов предложил ему свои, но командир отряда отказался.

— Перед смертью, как говорится, не надышишься, надо привыкать к тому, что есть, — сказал он и закурил.

Тут же весь бункер заполнил едкий дым.

— История такая, — продолжил Горбань. — Рогозу я знал еще до войны, он как-то подменял моего водителя в поездке по району. Нормальный, смышленый парень.

— Извините, что перебиваю, — сказал Шелестов. — Но почему этот нормальный смышленый парень оказался в Гороше, а не был призван в Красную армию?

Ему ответил начальник штаба, бывший заместитель военкома Готлинского района:

— Призвать-то призвали, да отправить в город не успели. Может быть, это и спасло ему жизнь. Колонну, состоявшую из трех машин с мобилизованными, разбомбили «Юнкерсы». Железную дорогу они разрушили ранее. На какое-то время Горош оказался отрезанным от Минска. — Начальник штаба кивнул на Горбаня и продолжил: — А тут Федор Моисеевич объявил, что формируется партизанский отряд. Нам надо иметь своих людей не только в Готлинске, но и в Гороше, несмотря на то что в соседнем районе формировался отряд Осетрова. В секретных распоряжениях, которые были доставлены во все районы западных областей, было прямо указано, что создавать агентурные сети надо везде, где только возможно, не ограничиваясь районами базирования отрядов. Ну а раз в Гороше были люди, то их и привлекли. А к Калачу в стукачи Ефим попал очень просто. В Горош вернулся некий Николай Трепко, дезертировавший из Красной армии. Немцы взяли столицу Белоруссии быстро уже в конце июля, так вот этот тип сбежал из части. По дороге он сильно простудился и слег. Ефим узнал, что Трепко после выздоровления намерен податься в полицаи, опередил его и сдал Калачу. Трепко расстреляли, найдя у него комсомольский билет и обвинив в сотрудничестве с партизанами. Ефим же стал стукачом самого Калача. Проживает он на улице Береговой. Родителей успел отправить в эвакуацию, женат не был. Именно Калач и пристроил Рогозу шофером в ресторан. На Береговой осталось всего несколько семей, ближе к церкви. Ефим живет почти у реки. Он и видел, как семья евреев была загнана в дом, расположенный недалеко от его подворья. Евреев охраняли, к ним приезжали Калач и командир роты СС. Потом их тела полицаи бросили в реку. Видимо, Калач и гауптштурмфюрер получили от них то, что хотели, а потом убили.