Александр Тамоников - Красные туманы Полесья

— Вы считаете ее очаровательной? — с усмешкой осведомился Калач.

— А вы нет? Тогда у вас плохой вкус. Но не будем терять время. Всего хорошего, герр Калач.

— И вам того же, герр гауптштурмфюрер.

Командир роты поднялся к Фишеру и учтиво поцеловал руку секретарше, от чего та зарделась. Эта женщина ему нравилась. Он видел, что она с превеликой радостью оказалась бы с ним в постели. Но Фишер держал ее крепко.

— Рада вас видеть, господин Бонке.

— А я как рад. Может быть, как-нибудь сходим в ресторан, фрау Хелен?

Женщина вздохнула.

— Я бы с удовольствием, но что скажет об этом господин штурмбанфюрер?

— Понимаю, у вас отношения. Жаль.

— Мне тоже.

Гауптштурмфюрер вздохнул и проговорил:

— Время изменчиво. Сегодня одно, завтра — другое. Возможно, мы с вами… — Он приложил тонкий палец к губам. — Но об этом не сейчас.

Женщина закивала.

— Конечно, Вилли. Я могу вас так называть?

— В неформальной обстановке.

— Само собой.

Бонке вошел в кабинет коменданта.

— Хайль!

Штурмбанфюрер ответил:

— Хайль! Вилли, проходи, садись. Уточним план операции «Листопад».

— Я готов.

Они склонились над картой.

Говорил в основном комендант, командир роты СС иногда вставлял реплики, задавал уточняющие вопросы.

Офицеры закурили, и штурмбанфюрер нажал кнопку вызова секретарши.

Та вошла тут же.

— Да, господин Фишер?

— Сделай, Хелен, нам с гауптштурмфюрером по чашке кофе из запасов, что присланы мне из Африки.

— Слушаюсь! Что-нибудь к кофе?

— Что-нибудь есть у меня, только кофе.

— Да, господин Фишер.

Приготовление благоухающего напитка не заняло много времени. Вскоре Елена внесла в кабинет поднос с двумя крохотными чашками, и дивный аромат заполнил все помещение.

— Марокканский кофе, — сказал Фишер. — Лучший в мире.

Гауптштурмфюрер улыбнулся и заявил:

— По-моему, все лучшее производится в Германии.

— Да, но не кофе и не коньяк. Я хочу предложить тебе французского коньяка к кофе.

— Не откажусь.

Гитлеровцы выпили по пятьдесят граммов коньяка и по чашке кофе.

После этого Бонке спросил:

— Вы уверены, Анкель, что предстоящая операция вызовет нужную нам реакцию партизан?

— Абсолютно, иначе не представлял бы ее на утверждение в Минск. Там операцию одобрил сам генерал-комиссар Кубе.

— Это мне известно. Что ж, будем надеяться, что все пройдет по нашему сценарию и мы избавимся от партизанской заразы в районе хотя бы на время.

— Мы избавимся от этой заразы навсегда. В границах района нашей ответственности, естественно. Как только германские войска возьмут Москву и пойдут дальше к Уралу, сопротивление на местах потеряет всякий смысл.

Командир роты СС заметил:

— Русские непредсказуемы, Анкель. Когда-то Наполеон разгромил армию Кутузова, занял Москву, разграбил и сжег ее. Потом он пошел обратно, и что в итоге? Его войска попали под удары партизан, что и погубило их.

— Наполеона погубило другое. Ему следовало не гулять в Москве, а преследовать армию Кутузова. Надо было отходить на запад другими дорогами или перезимовать в Москве, но что теперь об этом говорить? Фюрер не Наполеон, он знает, как воевать против России, доказательством чему являются успехи нашей армии, за короткое время оккупировавшей огромные территории. Кстати, сегодня пришло сообщение о взятии Киева.

— Я слышал. Это, конечно, очень хорошо. Фюрер несомненно гений. Однако нигде в Европе мы не сталкивались с таким ожесточенным сопротивлением, как в России. Интуиция мне подсказывает, что под Москвой дело сложится не так, как в других местах. Сталин будет держать оборону до последнего солдата.

— Значит, он и станет этим последним солдатом.

— Посмотрим. Я уважаю ваш оптимизм, но у нас есть свой район и предстоящая операция. Я бы пока сосредоточился на ней.

— В восемнадцать тридцать начнется совещание, Вилли. Прошу не опаздывать.

— Вот черт, Анкель! Как не вовремя. Я хотел посетить «Мюнхен». Там объявилась хорошенькая молодая украинка.

— Ты успеешь к своей украинке. Хотя ради такого развлечения тебе придется пожертвовать сном.

— Это не проблема, Анкель. Я могу идти?

— Да, конечно.

В приемной Бонке улыбнулся секретарше.

— До свидания, Хелен.

— До свидания, Вилли.

Гауптштурмфюрер в отличном настроении прошел в расположение роты, которое находилось в сборном распределительном пункте бывшего военкомата.

В два часа пополудни повозка с полицаями из Лозы въехала в село Ясино.

— Заезжать к нашим будем? — спросил Шмаров.

— А что у них делать? У всех свои дела.

— А в селе, смотри, народ работает.

— Тут людей много, да и главную усадьбу колхоза немцы не тронули. Оставили все, как было, только расстреляли председателя да парторга. Виктор Вешин, агроном прежний, в партизаны, говорят, подался.

— Черт бы побрал этих партизан. И чего мужикам в селах и в деревнях не сиделось. Работали бы как прежде, жили нормально. Немцы только партийцев, активистов, евреев да цыган стреляют, остальных не трогают. Нет, надо в лес, чтобы гадить новой власти.

— Немцы им разгуляться не дадут. Отловят всех и перевешают.

— Угу, только как бы эти партизаны к нам в деревню не заявились. Тогда, Евдоким Нилыч, болтаться на виселице нам придется.

— Сплюнь, идиот! Еще накличешь беду. Но у нас-то им вроде делать нечего. Из деревни в партизаны немногие подались, шесть человек. Мы их всех знаем.

— Они наверняка заходят к родным. Жрать-то надо.

— Пусть заходят. Они нас не трогают, мы их не замечаем. В нашем положении надо вести себя аккуратно.

За селом Шмаров повернулся к Буганову и спросил:

— А как тряханем еврея-дантиста, немцы не придут разбираться с нами?

— Кто их знает.

— Слушай, Евдоким Нилыч, а может, нам с добром евреев свалить из района?

— Куда?

— Да в тот же Минск. У Фомы наверняка есть там дружки. Новые документы справим, устроимся в артель какую-нибудь. Потом свою откроем. Туда уж точно партизаны не сунутся.

— Партизаны не сунутся, а немцы найдут.

— Но и на деревне оставаться опасно.

— Ты правь лошадью, а то налетим на валун, отлетит колесо. Что делать-то будем?

— Я правлю.

— И помолчи. Сначала дело сделать надо, потом посмотрим.

— Лады.

В деревне Шмаров передал повозку пацаненку, крутившемуся у управы. Это было здание бывшего сельсовета, где ранее размещались управляющий отделением колхоза и парторг, имелся кабинет участкового милиционера. Теперь тут сидели староста с помощником, писарь и полицаи. Из помещения участкового они сделали небольшую тюрьму на две камеры.

— Ступай за Фомой. Я буду в кабинете, — сказал Буганов Шмарову.

Тот усмехнулся и заявил:

— Нашел тоже кабинет. Так, каморка.