Андрей Воронин - Инструктор. Пока горит звезда

Выйдя в коридор, он убедился, что входная дверь открыта. Вряд ли бы его дамочка стала страдать такой забывчивостью. Да и он, Кещян, не мог так попасться. Может, его угостили «чудодейственным зельем», и пока он был в отключке, надежно обчистили? Анзор, чтобы подтвердить или опровергнуть эту версию, тут же пошарил по карманам. Но все было на месте, в том числе и пистолет.

— Ничего не понимаю, — сказал вслух Кещян и снова поморщился, так как в голове что-то стрельнуло. Еще и кадык болел, словно он собирался повеситься.

«В любом случае я должен отсюда уходить, — решил Кещян. — Обстановка чужая, и не ясно, что может случиться».

Анзор, пошатываясь, вышел из квартиры. На лестничной площадке никого не было. Только горел тусклый свет лампочки, которую, по всей видимости, еще не успели выкрутить местные хулиганы.

Придерживаясь за перила, Кещян осторожно спускался вниз. Шаг за шагом. Со стороны могло показаться, что так неуверенно спускается пьяный, побывавший в гостях у дружка-алкоголика и теперь возвращающийся домой с повинной.

Во дворе было тихо. Только где-то подвывала сигнализация машины, которую кто-то нечаянно задел, а возможно, все дело заключалось в том, что какому-то воришке-наркоману не хватало на дозу, и он, сняв зеркала, решил все свои финансовые проблемы.

Кещян непонимающим взглядом непроспавшегося алкоголика осматривался по сторонам, не осознавая, где находится: то ли в Москве, то ли где-то еще. Оказалось, что лежать было гораздо лучше, по крайней мере, Кещяна не подташнивало. Поправив пальто, он, пошатываясь, вышел из двора и при свете уличных фонарей рассмотрел на стене надпись «Малая Грузинская».

И тут его сознание пронзила мысль, от которой он чуть ли не подскочил: «Москва! Я в Москве! Забродов, сукин ты сын! Илларион!»

Мысли, перемешиваясь, образовывали какой-то винегрет в голове, и Кещяну стоило немалых трудов упорядочить их в более-менее осмысленные предложения. Далось ему это нелегко, и он тут же, вспомнив все мелочи текущего дня, серьезно расстроился. Его положение было не из лучших по ряду причин. Во-первых, у него забрали ценнейший архив с компроматом на всех важнейших шишек в Москве и не только, а во-вторых, его план по возврату этого архива с треском провалился. Он и не подозревал, что Забродов обладает такими феноменальными навыками, что может выйти победителем из конфликта с многочисленными врагами, вооруженными с ног до головы. Кстати, куда подевались эти головорезы?

«Сволочь, ты поганая, Забродов! — угрюмо думал Кещян, стоя на улице с вытянутой вбок рукой, чтобы тормознуть какую-нибудь машину. — Все запорол мне. Всю жизнь. Орбели не простит мне такую утрату. На этом архиве держится все его могущество, вся его власть. А тут какой-то ГРУшник, тем более бывший, оставил меня с носом. Меня, матерого разведчика Кещяна! До Орбели уже наверняка дошли слухи, что архив потерян. Возможно, Забродов его уже шантажировал. А если это так, то мне не жить, ведь все проблемы с Забродовым и архивом возникли по моей вине. Именно мне, как своему доверенному лицу, Орбели поручал столь деликатные операции».

Столь пессимистичные мысли вызвали у Кещяна лишь одно-единственное желание, которое он вполне мог осуществить, чтобы спастись. Спастись, конечно, звучало слишком пафосно и громко, учитывая его незавидное положение. Однако у него был шанс уйти из этой жизни самостоятельно, не дожидаясь головорезов Орбели, которые уж точно умеют развязывать языки, доводя несчастного до необходимой кондиции, когда он готов сознаться в чем угодно, лишь бы его отпустили.

От досады Кещян сплюнул под ноги. Его не оставляло чувство, что все кончено и дни его жизни сочтены: «Черт бы побрал их всех! Конечно, у меня осталась парочка вариантов, как можно разобраться со всеми этими проблемами. Например, я могу наглотаться каких-нибудь сильнодействующих лекарств или, как вариант, повеситься, а может, и сигануть с крыши панельного дома или прыгнуть под машину, под поезд в метро, еще я могу застрелиться. Выбор, действительно, очень большой. И все бы отлично, только меня смущает один факт. Все-таки я не способен сделать такое дерьмо с самим собой».

При мысли, что его мозги будут разбрызганы по всей комнате или он умрет в собственной блевотине, Кещяну стало нехорошо, и он принял решение выбраться из этой передряги живым и невредимым. Все, что от него требовалось, — это как можно скорее выбраться из Москвы, исчезнуть из России на длительный срок, если не навсегда. Так он обеспечит свою безопасность. В конце концов, у него есть банковский счет, денег на котором вполне хватит на сытую старость где-нибудь на Канарских островах. Там его никто не найдет и даже не будет искать. В этом Кещян был уверен на все сто процентов.

Машины, проезжая мимо, не останавливались, а какой-то лихач, пронесшись вплотную, бросил в Кещяна окурок, чем вызвал у последнего прилив животного раздражения, несмотря на общую плачевность ситуации.

«Сволочь! — зло подумал Кещян, глянув вслед своему обидчику. — Думаешь, самый умный? Знал бы ты, с кем связываешься, обгадился бы со страха!»

Впрочем, мысленное отмщение с жесточайшим расстрелом лихача нисколько не успокоило Кещяна. Он стоял как неприкаянный у дороги и голосовал. Неясно, какими мотивами руководствовались автолюбители, но они, как сговорившись, проезжали мимо Кещяна, даже не сбавляя скорости.

Только через полчаса остановился белый замызганный «жигуленок» с плюгавым старичком, лузгавшим семечки. Кещяна аж передернуло от отвращения. В былые времена он скорее застрелил бы подобного типа в ближайшей подворотне, как последнего лузера в жизни, но теперь он должен был с ним любезничать. Он старался не думать о плохом, но мысли сами лезли в его уставшую и больную голову. Одна хуже другой.

— Отец, отвези меня в Подмосковье.

— Что-что? — переспросил глуховатый шофер.

— Дед, — грубовато начал Кещян, чья нервная система сейчас была разбалансирована. — Я тебе долларами заплачу, только отвези меня в Люберцы.

— Как ехать-то?

— По Рязанскому проспекту, там недалеко. Покажу по дороге. Триста баксов дам.

Дед прищурился и испытующе посмотрел на Кещяна, словно не верил, что с виду вполне приличный и дорого одетый мужчина будет останавливать бомбилу, чтобы поехать на какую-то дачу в Люберцах.

— Да не вру я, не вру, — сказал Кещян, видя, что старик мнется. И для подкрепления своих слов Анзор извлек из кармана брюк кожаный кошелек и достал оттуда хрустящую купюру. — Сотня — задаток. Остальное получишь на месте.

Вероятно, только сейчас до пенсионера дошло, что он может обогатиться.

— Ну, садись, раз так, — сказал старик и взял у Кещяна деньги.

— На электричках я не езжу, — пояснил Кещян. — А своя машина сломалась. Отогнал ее на СТО. На даче, как назло, девушка осталась. Я пообещал ее забрать. У меня такое убеждение, что настоящий мужик должен держать свое слово. А тут хоть порвись!