Александр Сурков - Дебальцевский крест судьбы

Бросить, конечно, можно. Достаточно просто не вернуться на базу и быстро покинуть Киев. Тех двух пачек, что лежат в рюкзаке, хватит на первое время, а дальше посмотрим. Мир большой, кое-какими связями за этот год он оброс…

Но есть маленькая загвоздка. Убедившись, что он сбежал, боевые товарищи вскроют шкаф и обнаружат там две интересных сумки. И вот после этого его уже будут искать всерьез. Не как слетевшего с нарезки бойца, а как внедрившегося в сверсхекретную государственную структуру агента со связями в России и нехилыми финансовыми возможностями. Так что деньги, в любом случае, придется из подвала забрать.

Второй вариант — разумный. Позвонить Оресту, встретиться, объяснить ситуацию, попросить другую работу. Положа руку на сердце, он еще полгода назад хотел пообщаться с куратором, изложить свои мысли и попросить «отставку», а вымолив свободу, возвратиться в артбригаду, к которой он был приписан. В армии некомплект, с мясом бы оторвали.

Но не факт, что теперь получится, Ричера знает лично Первый еще с довоенных времен. Если майор успеет раньше изложить свою версию, то Шульгу просто вышвырнут, как нассавшего в тапки кота. И это в лучшем случае. Вероятнее всего уберут, не дав и покинуть здание, уж слишком много он теперь знает… Нет, это неоправданный риск.

Так что остается третий вариант, компромиссный… Засунуть свои амбиции глубоко в задницу, как можно скорее возвратиться обратно и посыпать голову пеплом до тех пор, пока Ричер не примет капитуляцию. Мол, прости, начальник, за срыв, бес попутал. Сам видишь, товарищ в коме, а тут еще баба бросила, за неделю три раза подряд едва от смерти ушел. Чего же в сердцах не скажешь…

Понятное дело, Ричер ему такой вот взбрык не простит. Но будет время перегруппироваться, остыть, вывезти спрятанные деньги. Да и Еврей, похоже, кроме него, никому не нужен…

Шульга вышел из бара, достал телефон, чтобы набрать Ричера. Ого, как же его переклинило! Три пропущенных звонка и два сообщения. Первый — от Ричера, это уже хорошо, стало быть, есть путь к примирению. Второго номера в списке нет, но он знакомый. От него и сообщения. Открыл.

«Это Йонатан. Не могу дозвониться. Рад информировать, что пациент вышел из комы. Рефлексы в норме, нейрохирург оценивает шансы на восстановление подвижности как высокие. Вечером сможем сделать видеоконференцию. Перезвоните, пожалуйста».

Гора, лежащая на плечах, медленно и печально отдрейфовала куда-то в сторону. Жив Еврей! Жив и здоров, чудо ушастое! Шульга вздохнул полной грудью и непроизвольно ускорил шаг.

В свете только что полученной хорошей и не просто хорошей, а охуительной новости, все, что произошло, теперь представилось в другом свете.

Юла, конечно, та еще стерва, но может у нее просто месячные, вот и взбрыкнула. Такое уже бывало. Взять отпуск на недельку, скататься с ней в Карпаты, и все будет лучше прежнего.

А с группой — если посмотреть с иного ракурса — какой же он херни ребятам наговорил. Попутный ущерб в их деле — вещь неизбежная. Ричер, конечно, мужик жестокий, но на фронте он и не таких видал. Яйцо прокурорскому отстрелил — так за него же, Шульгу, и рассчитался. То, что они пацанов-пулеметчиков покалечили, блядство, конечно. Но, что сделано, то сделано. Деньги у него есть, он парням выпишет личную компенсацию.

Деньги! У него есть деньги! Как же много проблем позволяют они решить… Точнее — они решают все до одной проблемы, которые перед ним стоят. Если не делать резких движений. Есть, конечно, и бывшие хозяева, но полтора года уже прошло. Да и хрен с ними, если появятся — отобьемся. Он сейчас далеко не тот полунищий ветеран-бомбила, которого, как художника, может обидеть каждый…

Сосредоточившись на том, как он будет говорить с Ричером, Шульга перебежал дорогу на перекрестке. При этом едва увернулся от мчащегося расхристанного буса. На Подоле народ был цивилизованный, пешеходов пропускали всегда. Это же чудо на евробляхах словно прикатило из лета четырнадцатого года. Помятый, со следами ржавчины на боках и осевший на убитых рессорах, старый грузо-пассажирский микроавтобус «Фольксваген Т4», «тэчик», как его называют в армии, с добробатовскими наклейками, нещадно коптя выхлопной трубой, скрылся за поворотом. Пьяные они там, что ли? Да и хрен с ними, пусть патрульная полиция разбирается. Его деньги, без малого девять миллионов шестьсот тысяч — вот сейчас главное!

Шульга завернул за угол, вышел к зданию, в котором располагался центр. Не заморачиваясь петлянием по дворам, как и в первый раз, поднялся по ступенькам, взялся за ручку и потянул на себя тонированную стеклянную дверь.

Я тыщу планов отложу

На завтра.

Ничего не поздно.

Мой гроб еще шумит в лесу.

Он — дерево,

Он нянчит гнезда.

© Франтишек Грубин.

После яркого солнца ресторанный зал казался черной пещерой. И был он… совсем не таким, каким его оставил меньше часа назад Шульга. Сперва он подумал, что просто ошибся домом — перед глазами, понемногу адаптирующимися в темноте, прорисовывалась картина полного бардака, словно здесь шел ремонт. Точнее даже не бардака, а… разгрома. Перевернутые столы и стулья. Разбросанная посуда. Россыпь битого стекла. На полу скатерти, смятые, кое-где со следами подошв.

Воздух густо пропитан кислым знакомым запахом. Так пахнет в тире, где только что проводили стрельбы из автоматического оружия.

И повсюду — раскиданные тела.

Мозг еще не осмыслил произошедшее, но подсознание, откатившись к военному опыту, начало сухо регистрировать информацию.

Дверью он не ошибся, это их ресторан. Вот стойка, вот картина знакомая на стене. Да и столы те самые, за которыми он сиживал много раз. В одном он прав, это место уже никогда не будет таким, как раньше.

Из-за стойки торчат ноги бармена. Один кроссовок на ноге, другой отлетел к стене. Дверь на кухню распахнута, за ней просматривается недвижное тело повара. Остальные там же, где Шульга их оставил. До того, как их нашли пули.

Глаза привыкли к полумраку, и то, что он увидел было настолько нереально, что воспринималось кадром из фильма Квентина Тарантино.

Легкую, как перышко, Ласку отшвырнуло вместе со стулом. Она лежала на боку, из развороченной груди текла кровь, напитывая форму и расползаясь черной лужей по полу.

Шаман непроизвольно попытался прикрыться забинтованной рукой. Так и рухнул, прошитый сразу двумя очередями, словно в пионерском салюте, из-под вскинутой ладони тек кровавый ручей.

Ричер остался сидеть, привалившись спиной к стене. Настоящий волчара, он успел отреагировать на вторжение — в руке был намертво зажат Стечкин. Похоже, что даже выстрелил. Один раз. До того, как в его крепкое могучее тело вошло пять или шесть пуль.