Александр Тамоников - Иван Грозный. Сожженная Москва

– Ладно на сегодня, – посмотрел тот на Осипа. – Но гляди, чтобы завтра и в дальнейшие дни дружина трезвой была.

– Не сомневайся, боярин, будет трезвой.

Бордак с Парфеновым ушли. Спать их уложили в отдельные комнаты.

Наутро у обоих раскалывались головы, мучила жажда. Пришел атаман с рассолом. Испили, полегчало малость.

– Внизу у входа в сени кадка с водой, умывайтесь. Потом поднимайтесь в горницу, – сказал атаман.

– Поначалу глянем на ратников.

– Ваше право.

Бордак с Парфеновым объявили сбор дружине, испив до того немало чашей рассола огуречного.

Опричники выглядели немного помятыми, но в целом готовые к бою.

Воевода довел до них строгий наказ, боле не пить без дозволения и находиться в станице, по-пустому не шляясь. После чего боярин и княжич прошли к атаману.

Егор Иванович сидел в горнице, в рубахе нараспашку.

Михайло и Парфенов сели напротив.

– Вчерась погуляли славно, атаман, ныне треба дела делать.

– Это разве погуляли? – усмехнулся Басов. – Гулять так неделю, две, да с игрищами, и так, чтобы казаки по дороге домой засыпали. А вчерась ерунда, размялись немного.

– Попрошу более не смущать моих ратников.

– Насилу мил не будешь, воевода, мы в рот никому не льем.

– И предлагать не след.

– Того запретить не могу. Казаки вольны делать то, что не запрещено уставом общины. Гостеприимство запретить не можно, но просьбу твою передам по станице. Давай о деле. Что надумали?

Бордак развернул карту:

– Отсюда мы ничего не прознаем, треба разместить людей ближе к дороге у Азова и к Перекопу. Подумай, возможно ли то?

– Разве есть что-то невозможное для нас, боярин, в наших-то землях? – взглянул на него атаман.

– Твои земли Северским Донцем ограничены.

– Это на Москве и в Крыму так считают, мы считаем по-другому. Все южные земли до Перекопа наши, но об этом ладно. Значится, хочешь выслать разведку, дабы смотреть за дорогой между Доном и Перекопом?

– Да.

– То возможно. За Донцом, между Муравским шляхом и Кальмиусской сакмой в десяти верстах от станицы строго на юг есть урочище Васильки на возвышенности. Давно брошенное селение. На моей памяти там уже не было людей. В урочище в основном землянки, те сохранились и по сей день, рядом исток реки Кальмиус. Если туда посадить дозор, человек шесть с харчем, воды хватит, то с возвышенности будет видна дорога, что используют ногаи, идя к Перекопу. А западнее имеется урочище Айкул, у него холмы, с коих за самой крепостью крымчаков смотреть можно.

– А ну отметь на карте, где эти урочища? – попросил Бордак.

Атаман поглядел на карту, ткнул пальцем:

– Тута.

Парфенов сделал отметку, но Басов заметил:

– Да то не треба, отметки всякие делать, тут треба местность знать. По карте не то что в урочища, и к шляхам не выйдешь или выйдешь, поплутав по степи, что грозит неминуемой сшибкой с крымчаками.

– И что предлагаешь?

– Я дам вам казака, он приведет и к Василькам, и к Айкулу.

– Вот за это тебе спасибо!

– Да за что, одно дело у нас, не давать крымчакам города, села да деревни русские разорять.

– Ну, с нашими силами того не добиться, а вот прознать, когда, куда и как двинется орда Девлет-Гирея, вполне можно, дабы предупредить царя и перекрыть те дороги.

– Когда думаешь людей к Василькам и Айкулу посылать? – спросил атаман.

– Да ныне и выслал бы вечером, дабы к утру завтрашнего дня уже смотрели бы за дорогой и крепостью.

– Добре! – кивнул Басов и позвал: – Степан!

Тут же появился помощник, по виду которого можно было определить, что он с утра приложился не к одной чарке.

– Ты пьяный, что ли?

– Да ты что, Егор Иванович, али пьяным меня никогда не видел?

– Ну да, перепив, ты буйный. Драться лезешь.

– Есть такое дело. Но пьяного казнить не можно, так как не разумеет он, что творит.

– Казнить не можно, а вот кнута дать треба. Но ладно. Позови-ка ко мне Фадея Хохла, он-то хоть трезвый?

– Трезвый, с утра с бабой своей ругается, она же у него бойкая, за словом в карман не полезет.

– Наказывать за то треба. Зови Хохла!

– Слушаюсь.

Вскоре помощник атамана привел казака.

– Что ж ты, Фадей, с бабой своей управиться не можешь? – спросил Басов.

– Да разве это баба, Егор Иванович? Это басурман какой-то, даже хуже. Не дает проходу казаку. Злоба ее взяла, что вчерась други домой принесли, и начала с утра скандалить. Чего молвила, того и не передашь другим.

– Пошто дал слабину ей? Жена должна во всем слухать своего мужа.

– Да она слухает, когда я трезвый, но казаку не можно всегда быть трезвым.

– Ты не позорься, Фадей, а то казаки засмеют.

– Прибью эту стерву! Вот попадет под горячую руку, и прибью! Али выгоню, пущай к своим батюшке и матушке на деревню едет. Детей нам Бог не дал, имею право.

– То, конечно, твое дело, однако гляди, без смертоубийства, а то сам под топор пойдешь.

– Это за кого? За бабу?!

– Жизнь человеческая перед Богом равна и мужика, и бабы, но о твоих делах погутарим позже. Ныне есть задание тебе, вельми важное.

– Задание, молвишь? – приободрился казак. – То добре, то я завсегда готов сполнить.

– Ты же у нас ходил в урочища Васильки и Айкул.

– И не тока туда, но и по всему, почитай, берегу морскому от Азова до Перекопу. Был и на Дону, помнишь…

– Все я помню, – прервал его атаман. – Но о деле. Вот боярин московский, воевода дружины царской, порешил дозоры в урочищах названных выставить, дабы смотреть, что будут татары делать.

– Угу, уразумел, и чего?

– Надо проводить до урочища ертаулы малые дружины.

– А?! Так это хоть щас!

– Но гляди, татары тоже разъезды высылают, а вскоре и в поход к Козельску пойдут, значится, разъездов будет боле, как и продвижение ногаев да и черкесов, посему провести ертаулы треба скрытно, затемно. За ночь успеешь?

Казак прикинул, морща лоб и теребя усы:

– Так, до Васильков дойдем спокойно, тут десять верст, а вот до Айкула от Васильков поболе тридцати верст выйдет. Но с отрядом малым до утренней зари управимся, даже если придется ждать у Муравского шляха. В обрат днем двинусь, а может, атаман, мне при ертауле в Айкуле остаться, мало ли, вдруг потребуется гонца в Васильки или сюда послать?

– Что на то скажешь, воевода? – повернулся к Бордаку Басов.

– Да можно и оставить.

– Ну и добре! Останешься в Айкуле, – кивнул он помощнику.

– Благодарю, воевода, благодарю, атаман! – заулыбался тот.

– А чего обрадовался? Доволен, что от Аксиньи своей уедешь?

– Доволен. Пусть одна будет с хозяйством, да переживает за мужа. Как скажу, что ухожу в поход опасный, сразу переменится и сама чарку поднесет.

– А вот насчет вина, Фадей, ни-ни! – строго проговорил Михайло.

– Ладно. Не буду.

Однако по его хитрому лику было видно, что запрет этот он исполнять не намерен. Да и кто вечером заметит, пил он днем или нет. Проспится.