Максим Гарин - Викинг

Вечером он по традиции завалился в кабак. Выпивка, закусь, потом, как обычно, потянуло на девочек. Поэтому выпил еще. Девочек хватало и во время работы. А свободные вечера выпадали редко и хотелось провести время с максимальной пользой. А потом приперся Мокрый. Он обмывал новую «тачку» и переманил ребят в другой кабак, посолиднее. Чудик с Мокрым был на ножах, поэтому плюнул на всех и двинул домой. Он отлично помнил, как вышел из лифта и вставил ключ в замочную скважину. А дальше — все полная отключка.

Чудик попробовал шевельнуть рукой, но, даже не успев почувствовать боль, понял в чем дело. Значит, не зря ходят слухи о начавшихся между Седым и Жерехом разборках. Как же его угораздило вляпаться в это дерьмо? Вроде человек маленький, ни в каких делах не замешан, ни в чьи тайны не посвящен. Нет, тут какая-то ошибка. И Чудик в отчаянии забился так, что чуть не свалился вместе со стулом.

— Ну что, очухался, жук навозный?

Послышались тяжелые шаги и Чудику бросилась в глаза нижняя часть пиджака необычного фиолетового цвета.

— Чего молчишь? Как на людей наезжать, так смелый, а как отвечать, так только и умеешь, что сопли по щекам размазывать.

— Да ни на кого я не наезжал! — взвизгнул Чудик, одновременно пытаясь сообразить, о какой из его многочисленных жертв идет речь.

— А вчера на «пятачке» у театра кто Вовку Иванова на триста баксов расколол, Склифосовский, что ли?

— Не знаю я никакого Вовку Иванова, и Склифосовского тоже. Ты меня с кем-то путаешь, — робко отвечал Чудик, а душу уже всколыхнула неожиданная радость. Это не люди Жереха, а какой-то одиночка-неумеха, явившийся выколачивать чужие деньги. Но какой же лох — не сумел грамотно вычислить адрес жертвы. Да что говорить, даже глаза не удосужился толково завязать, теперь его вычислить по такой кричащей тряпке — раз плюнуть. И чтобы поскорее спровадить незадачливого вышибалу, Чудик предложил:

— Ну ладно, я отдам эти несчастные триста баксов, только развяжи меня.

Но у незнакомца было несколько иное мнение на сей счет.

— Ты отдашь не триста, а шестьсот, и не сегодня, а послезавтра, в восемь вечера, на дороге у карьера. Знаешь, где это?

Чудик кивнул. Еще бы не знать, если на этом самом месте глотовские урки назначали «стрелки» и устраивали разборки. Очень удобно — ровная «грунтовка», по которой почти никто теперь не ездит, ведущая к заброшенному карьеру.

— И учти. Если не придешь, я тебе в следующий раз ухо отрежу.

Чудик не знал: плакать ему или смеяться. Какой-то клоун пер нагло, как танк, не подозревая, что имеет дело с бригадиром Седого. Ну ничего, послезавтра он будет ползать в пыли, униженно вымаливая прошение. И Чудик еще сам не знает, простит он его или закопает в карьере — что-то больно много дураков развелось на этом свете, надо их потихоньку переправлять на тот.

— Не слышу ответа! — грозно рявкнул незнакомец.

— Да-да, я все понял, — подавляя в себе внезапно вспыхнувшее желание отомстить немедленно, сказал Чудик.

Незнакомец на прощание влепил ему увесистую затрещину, а Чудик еще долго корячился на стуле, прежде чем ему удалось освободиться…

— Я скоро, — пообещал Сквозняк своему новому напарнику, захлопывая дверцу «девятки».

Он поднялся на лифте на последний этаж, уверенно зашагал по уже привычному коридору.

— Что случилось? — спросил он у поджидавшего его хозяина фирмы.

— Да вот был какой-то странный звонок. Вроде, пытаются наехать, но как-то неуверенно, я бы сказал — робко. Сегодня обещали перезвонить. Ровно через десять минут.

Через пятнадцать минут Сквозняк резко поднялся.

— Господин Белов. Или вы предпочитаете товарищ?

— Лучше Георгий Иванович.

— Ну хорошо, — после исчезновения своего бывшего напарника — Сыча — Сквозняк на всякий случай предпочитал обращаться с рэкетируемыми вежливо и не ссориться с ними по пустякам. — Так вот, Георгий Иванович. Думаю, те, что звонили, следили за этим зданием и, увидев мою машину, поспешили убраться куда подальше. Больше вы о них не услышите.

…Сквозняк вышел из здания и застыл в изумлении: ни «девятки», ни напарника на месте не было.

— Ни хрена себе! — только и сумел выдавить он из себя.

Но затем успокоился и взял себя в руки. Ведь он отсутствовал почти тридцать минут. Возможно, у напарника возникло какое-то неотложное дело или он просто решил проучить его за солидную задержку. В любом случае поднимать тревогу рано. Самое разумное — отправиться в бар, где они договорились встречаться вот в таких непредвиденных ситуациях.

Напарник явился, когда Сквозняк уже начал терять терпение. Ну и видок у него был! Физиономия словно побывала в лапах медведя-шатуна, голову перекосило набок, а каждый шаг заставлял морщиться от боли. И только одежда, как ни странно, совершенно не пострадала и выглядела, как новенькая.

— Кто ж тебя так, родной! — невольно воскликнул Сквозняк при виде такого печального зрелища.

— Не знаю, — ответил напарник. — Мне бы сейчас водки стакан.

— Ну, давай, рассказывай, — потребовал Сквозняк, возвращаясь с бутылкой и двумя порциями шашлыка.

Напарник стряхнул со своего шикарного фиолетового пиджака невидимую постороннему глазу пыль:

— Понимаешь, чертовщина какая-то. Сижу себе спокойно в тачке, никого не трогаю, вдруг раскрывается дверца и мне неслабая плюха промеж глаз — хрясь. Я даже не усек кто, сразу отрубился. Оклемался — руки-ноги связаны, на глазах повязка. Чувствую — кранты. Хоть бы, думаю, сказали, за что мочить собираются. А на деле вышло — полный кордебалет. Оказывается, тот мужик, что меня вырубил — натуральный придурок. Решил, что я на какого-то его приятеля наехал и ломанул на триста баксов. Так он потребовал назад шестьсот.

— И ты отдал?

— Да нет. Этот дурачок, видно, и представить не может, что у нормальных людей такие бабки всегда с собой. Он стрелку назначил: завтра в восемь вечера у карьера. Ох, как я его, падлу, отделаю.

— Тачка где? — задал наконец Сквозняк самый животрепещущий для него вопрос.

— Да не дергайся, здесь она. Представляешь, этот лопух бросил меня в ней, а сам ушел.

— Действительно, придурок, — хмыкнул Сквозняк. — Кстати, ты его разглядел?

— Говорю же тебе, у меня глаза были завязаны.

«Фиолетовый» не стал упоминать о том, что успел рассмотреть светлые в клеточку брюки, которые были на похитителе. Зачем заострять внимание на таких незначительных деталях, если завтра обидчик сам попадет в его руки…

Прямая, как стрела, грунтовая дорога протянулась от шоссе на несколько километров, упираясь другим концом в заброшенный карьер. Некогда здесь кипела работа: вгрызались в землю могучие экскаваторы, сновали туда-сюда большегрузные самосвалы. Теперь о последствиях человеческой деятельности можно было безошибочно судить по пейзажу слева от дороги. Здесь не росло ничего, кроме вездесущего бурьяна, а среди бесконечных рытвин и колдобин валялись гниющие доски — остатки некогда понастроенных бытовок. Справа от дороги расстилался сплошной изумрудный ковер, на котором выделялись заросли кустарника. Самый шикарный куст вырос почему-то у самой обочины. В нем без труда при желании мог спрятаться человек.