Александр Бушков - Дикарка. Неизвестный маршрут

Так что Марина чувствовала нечто вроде боязливого первобытного уважения к громадному парню, восседавшему посреди всего этого великолепия и ухитрявшегося с ним управляться. Мимолетное уважение, впрочем. Потому что, когда пылкий взгляд парня скользил по ее майке – между прочим, вопреки всем традициям неоэтики – реальность моментально сворачивала уже в иную плоскость, где феей заколдованного леса была как раз она...

– Здорово, бугай! – сказала она великану, ухмыляясь во весь рот.

– Привет, телка! – жизнерадостно отозвался Степан, по-прежнему поливая ее некорректными взглядами. – Ну и жопа у тебя в этих трусах, так бы и покусал...

– Это не трусы, а шорты, – сообщила она. – Запомнил, дурная башка?

– А какая разница? Я бы с тебя содрал что трусы, что шорты, и уж влупил бы от всей души!..

– Размечтался, здоровила! – фыркнула она с обаятельной улыбкой. – Иди своего дедушку трахни!..

– Он давно на кладбище.

– Так выкопай, лентяй! – доброжелательно посоветовала Марина, опустилась в темно-вишневое кресло и блаженно вытянула ноги. – Или мозоли боишься заработать?

Они какое-то время сидели молча и широко улыбались друг другу – одного поля ягоды, два сапога пара, слаженно чихавшие на неоэтику. Потом Марина с любопытством спросила:

– Судя по тому, как мы вольно беседуем, новых «жучков» тебе «внутряки» не насовали?

– А куда они денутся, сестренка? – пожал Степан могучими плечами. – Насовали, конечно.

– Выковырял?

– Зачем? Просто-напросто внес некоторые усовершенствования. Взял да и подключил к ним свои игрушки. Теперь они по всем микрофонам круглосуточно слушают симфонии Бетховена, а камеры двадцать четыре часа в сутки транслируют вид на морское побережье...

– Ну, ты умный, как я не знаю что, – сказала Марина с уважением. – Неприятностей не будет?

– С чего бы вдруг? Они ведь все свои «жучки» всаживают абсолютно незаконно. Пусть, если есть охота, идут и жалуются начальству – мол, уймите вашего чертова великана, чтобы не издевался над нашей незаконно установленной аппаратурой... Перетопчутся!

– Посоветуй этот фокус Дэну.

– А пошел он к черту, сестренка, откровенно говоря, – сказал Степан. – Хватит и того, что я – хороший спец и прекрасно выполняю свои нелегкие обязанности. А вот на посторонние темы я с ним говорить никогда не буду. И сближаться тоже. Потому что наш Дэн из хозяев, ясно тебе? Из чертовых эксплуататоров. Он ходил с кнутом, а мои предки – с мотыгой. – Степан подпер ладонью щеку, наклонился вправо и гнусаво запел:

Уяснила? Ты – другое дело, к тебе я отношусь нежно и трепетно, сестренка. – Он широко ухмыльнулся. – Ты шваль. Девка из дикой глухомани, родившаяся, когда наша страна разваливалась на две дюжины еще более дикарских. Мы с тобой – одного пошиба зверюшки, это только некоторые думают, что своим разгулом неоэтики что-то там хоть чуточку искупили. Если бы ты еще не ломалась и дала себя трахнуть... Ну, чего тебе стоит, подруга? Я наслышан, как ты жила годочков до десяти, когда у вас там была заваруха – в развалинах, крыс трескала, хер сосала у каждого встречного за конфетку...

– У тебя неполная информация, чертов боров, – сказала Марина задумчиво. – Насчет развалин и крыс все правильно, а вот с остальным ты попал пальцем в небо. Так уж мне повезло, что трахнуть меня не успели, обошлось как-то, а сосать приходилось всего пару раз, и то не за конфетку, а исключительно из дружеского расположения к нашему тогдашнему главарю...

– А какая разница? Главное, подруга, мы с тобой – хреновины из одного ящика. Они – это они, а мы – это мы, и так оно навсегда останется, несмотря на высокие технологии и неоэтику. Или считаешь, что я неправ?

– Ты совершенно прав, дубина, – сказала Марина устало. – Мы с ними всегда будем, как масло и вода, а поскольку мы, мальчики и девочки с такими вот мыслями, ничего не замышляем, не объединяемся в тайные организации и совершенно не покушаемся ни на какие устои, благоденствовать нам долго... Тебе босс сбросил допуск на меня?

– Ага. Уезжаешь?

– Точно.

– К черту на рога?

– Можно даже сказать, к черту в жопу. Так оно вернее.

– Укокошат тебя там, чего доброго, – печально сказал Степан. – И не останется у меня в этом поганом заведении ни единой родственной души, с которой можно поговорить попросту, не фильтруя базар ежеминутно согласно неоэтике...

– Переживешь!

– Пережить-то переживу, но скучно будет без тебя, подруга.

– Ты меня не хорони пока что, здоровила, – сказала Марина жизнерадостно. – И не рыдай заранее. Я такая беспокойная, что в случае чего и с того света заявлюсь потолковать с тобой на правильном базаре...

– Так это ж выйдет только половина радости. Призрака ведь не трахнешь, как ни прилаживайся.

– Ох, далась я тебе... – сказала она с наигранной досадой. – Ну что во мне такого, в выдре корявой?

– Не прибедняйся, подруга, я тебя умоляю! У меня на тебя такой торчок...

Выгорит, подумала Марина удовлетворенно. Тут и гадать нечего...

Встала, потянулась, отошла в угол, к широкому дивану, темно-вишневому, как и прочая мебель. Небрежным движением содрала через голову пропотевшую майку, оставшись в одних синих шортах, села, разбросала руки по спинке дивана, откинула голову, зажмурилась и протянула:

– Устала, как собака...

Сквозь прищуренные глаза наблюдала за собеседником – и, конечно, видела именно ту реакцию, на какую рассчитывала: ну да, глазыньки полезли из орбит...

– Эй, эй! – окликнул Степан. – Кончай борзеть, подруга! Я не картонный, чтобы передо мной так выставляться! Чего издеваться-то?

– А что тут такого? – отозвалась она томным, бархатным голоском. – Ничего особенного с точки знания неоэтики, всего-навсего одна особа в присутствии другой от потной майки избавилась, чтобы телу было удобнее...

– Иди ты!

Марина наставительно сказала:

– Такие вещи следует воспринимать спокойно, с пониманием мотиваций другой особы и уважая ее права на ненарушающие законов поступки...

– Да чтоб тебя, подруга! Не дразни!

Она откликнулась нейтральным тоном:

– А что, если я решила, наконец, с тобой трахнуться, рожа твоя недогадливая?

Такой реакции даже она не ожидала. Степан одним движением оказался рядом и навис над ней, упираясь широкими ладонями в спинку дивана. В голосе у него звучала нешуточная надежда:

– Эй, подруга, не шутишь?

Рыбка не просто клевала – заглатывала крючок до самых печенок. Все так же щурясь, Марина ангельским голоском протянула:

– Старина, а ты не слышал, что в этом мире чистогана и наживы за все надо платить? Не могли до тебя не дойти такие слухи...