Илья Деревянко - Железный кулак

– Бах! Бах! – хищно прорявкал «макаров». Две тяжелые тупоносые пули разворотили мужику грудную клетку и отбросили мертвое тело на Вована. Тот упал со стула, по-кошачьи извернулся в воздухе, приземлился на четвереньки и ловко подхватил оброненный седоватым ствол. Однако у меня все же имелась в запасе лишняя секунда.

Бах! – Вован судорожно схватился за правое плечо. В обойме оставался еще один патрон, но я не стал приканчивать раненого киллера, а просто вырубил его ударом ноги в челюсть. Затем зашел в ванную, включил воду, набрал мобильный номер Сенцова, попросил Сашку срочно приехать (желательно под видом сотрудника милиции), вернулся обратно и начал приводить Валентину в сознание…

– Бурный у вас выдался денек, гражданин Лосев. Утром застрелили одного, а едва с этим кое-как разобрались – другого. Н-дас! Впечатляет! – рассматривая мой паспорт и делая вид, будто мы не знакомы без малого двадцать лет, вещал казенным тоном Сенцов. Тюриной он представился майором РУБОПа Свиридовым. (У фээсбэшников всегда наготове документы прикрытия на любой случай жизни.) – Правда, ваши действия не выходят за рамки необходимой самообороны, и мы не намерены привлекать вас к ответственности, – поджав губы, продолжал Сашка, – но тем не менее. – Тут он многозначительно поднял вверх указательный палец. – Будьте любезны, гражданин Лосев, составить подробное письменное объяснение случившегося. По последнему эпизоду, естественно. Приступайте!

С серьезной миной на лице я уселся за стол, взял ручку, чистый лист бумаги и начал писать объяснение. Тем временем два оперативника ФСБ (тоже с милицейскими удостоверениями) сноровисто обследовали квартиру. Третий контролировал тщательно перевязанного, до сих пор не пришедшего в себя Вована. («Скорая помощь» должна была подъехать с минуты на минуту.)

Валентина, источая густой аромат валерианы, испуганно съежилась в кресле. В воздухе висел кисловатый запах крови. Труп Седоватого бездумно таращился в потолок стеклянными глазами…

– Товарищ майор, взгляните, – зайдя в комнату, сказал один из оперативников и продемонстрировал «Свиридову» три миниатюрных микрофона-передатчика. Не произнеся ни слова, Сашка запер «жучки» в специальной стальной коробочке, экранирующей радиопеленг, положил ее в карман и лишь потом лаконично спросил:

– Где?!

– Первый в стационарном телефоне, второй – в мобильном, третий в спальне за ковром, – ответил оперативник.

– А еще?

– Больше нет. Проверили каждый сантиметр.

– Хорошо, – кивнул Сенцов и обернулся к постукивающей зубами Тюриной: – Вашу квартиру, а также телефонные переговоры постоянно прослушивали. Кто, по-вашему, мог это организовать?

– Н-не з-знаю! – выдавила Валентина.

– Ладно, допустим, – сощурился Сашка. – Тогда расскажите, пожалуйста, как очутились здесь люди, пытавшиеся вас убить?

– Приблизительно в половине второго позвонили из горгаза, – дрожа в ознобе, начала Тюрина. – Сказали, что должны подойти газовщики, проверить трубы. Мол, где-то в доме у нас утечка. Минут через двадцать явились они. – Валентина с ужасом покосилась на неподвижных киллеров. – Я отворила дверь, впустила их в квартиру, прошла вперед, показывая дорогу, и… больше ничего не помню!

Тюрина заплакала.

– Голова болит! Буквально раскалывается! – сквозь слезы пожаловалась она.

«Диагноз ясен, – подумал я. – Тебя, детка, рубанули ребром ладони в артерию, питающую кровью мозжечок [10]. И отключка капитальная, и следов никаких. Грамотно!»

Вскоре подъехала карета «Скорой помощи» (надо полагать, из клиники ФСБ). Немногословный доктор осмотрел оба тела и подал знак дюжим санитарам. Те молча вынесли на брезентовых носилках останки Седоватого и бесчувственного Вована. Сенцов чин чином оформил протокол и вместе с оперативниками покинул квартиру. Я проводил ребят до дверей. Перед уходом Сашка украдкой сунул мне в руку скомканный клочок бумаги, а заодно запасную обойму к «макарову». Видимо, подсчитав общее количество сегодняшних выстрелов, понял: у меня остался один-единственный патрон [11]. Умный мужик! Ничего не скажешь! Впрочем, в ФСБ дураков не держат. Заперев замок, я вернулся в гостиную. Валентина по-прежнему сидела в кресле, пепельно-серая, поникшая, с опустевшим взглядом. Прошло несколько минут.

– Не-на-ви-жу!!! – внезапно завизжала она. – Мразь!!! Пидор!!! Козел!!! Дерьмо свинячье!!! – молодая вдова разразилась отборнейшей матерной бранью, порывисто вскочила на ноги и бестолково забегала по комнате, ежесекундно натыкаясь на мебель. Недавно пустые глаза запылали огнем безумия, на губах выступила пена, тело конвульсивно дергалось. Валентина определенно находилась на грани умопомешательства и не отдавала себе отчета ни в своих словах, ни в действиях.

– Петька!! Родственничек чертов!! Урод лысый!!! – вперемежку с матюгами выкрикивала она. – «Жучки»… Я должна была догадаться… Мать-перемать!! Ты мне заплатишь, скот!!

Тюрина схватила с подставки расписную японскую вазу и с размаху шарахнула об пол. Затем, вооружившись увесистой бронзовой статуэткой, с невероятной для женщины силой разнесла в щепки некоторые предметы меблировки, разбила зеркало, содрала с окна гардину, опрокинула стол, запустила статуэткой в аквариум с декоративными рыбками и лишь тогда, наконец, успокоилась. Ругательства иссякли, конвульсии прекратились, глаза снова приобрели осмысленное выражение. Валентина обессиленно рухнула на диван.

– Что случилось? – осматриваясь по сторонам, хрипло спросила она. – Кто тут все поломал?

– У тебя произошел нервный срыв, – собирая в банку с водой хватающих ртами воздух рыб, пояснил я. – А комнату разгромила ты сама, в припадке бешенства. Ничего страшного, бывает!

– Я что-нибудь говорила? – заказчица бросила на меня испытующий взгляд.

– Скорее орала, – хмыкнул я.

– Что именно?! – напряглась Тюрина.

– Материлась, похлеще пьяного грузчика.

– И все?!

– Остальное разобрать было невозможно, – мягким тоном психотерапевта соврал я. – Сплошной нечленораздельный вопль.

Валентина заметно расслабилась.

– Извини, Сережа! – помолчав секунд тридцать, обычным, нежным голоском пролепетала она. – Такой кошмар творится! Вот я и сломалась. Мне очень стыдно перед тобой!

– Не переживай, – ободряюще улыбнулся я. – Бывают срывы и похлеще. На войне не раз доводилось видеть. А теперь надо поспать. Пускай нервы успокоятся. Снотворное есть?

– На кухне, в аптечке…

– Прекрасно, обожди чуток!

Я принес с кухни упаковку реладорма, скормил Тюриной три таблетки, дал запить водой, отвел ее в спальню, уложил на кровать и укутал пледом. Транквилизатор подействовал быстро. Спустя пять минут молодая вдова свернулась калачиком и начала тихонько похрапывать. Плотно зашторив окна, я вышел в коридор, прикрыл дверь, заперся в ванной и развернул переданную Сенцовым записку.