Андрей Дышев - Два шага на небеса

От досады я хлопнул ладонями по рулю.

– Если бы ты знал, как мне нужен этот свидетель!.. Постой! А ты мог бы по голосу описать его?

– А чего его описывать? – риторически спросил Чегизов, рисуя на запотевшем стекле вензеля. – Стандартный голос молодой женщины.

Следовательская работа – это искусство, думал я, в дурном настроении возвращаясь домой. Навыки, если их не тренировать, быстро уходят. Я уже не тот, что был раньше, и чем больше собираю фактов, тем больше путаюсь.

Было далеко за полночь. Опять лил дождь, опять щетки лихорадочно носились по стеклу, счищая водяные шарики, а лучи фар превратились в узкие конусы, наполненные сеткой дождя.

Конечно, я ни на шаг не приблизился к истине. Я даже не почувствовал под ногами фундамент, на котором эту истину намеревался возвести, и все же интуиция подсказывала мне, что женщины в истории Нефедова будут играть особую, если не главную, роль. Если не принимать во внимание Буратино, который уже сыграл свой эпизод, и, по-видимому, последний, то все известные мне действующие лица были молодыми женщинами. Во-первых, автор письма, некая А. Во-вторых, молодая особа, которая, представившись следователем, интересовалась у Лома нашим с ним разговором, причем ей были известны мой номер телефона и домашний адрес. Теперь вот всплыла третья молодая особа – свидетельница происшествия на воде, которая позвонила в газету и опровергла информацию Чегизова.

Можно было предположить, что звонила «следователь», которая нехитрой провокацией пыталась выяснить, располагает ли автор заметки еще какими-либо фактами. С той же долей вероятности можно было выдвинуть версию, что в газету звонила убийца либо сообщница убийцы, обеспокоенная тем, что Нефедов еще некоторое время после наезда был жив и мог сообщить спасателю приметы преступника, но быстро успокоилась, получив от Чегизова исчерпывающий ответ о коматозном состоянии Нефедова. В конце концов, это могла быть совершенно случайная женщина, относящаяся к категории не вполне здоровых неугомонных читательниц, которые обожают вести всевозможные дискуссии и переписки с газетами и могут круглосуточно звонить по редакционным телефонам, разнося сплетни и слухи.

Когда до дома оставался всего один квартал, я остановился на самой крепкой и правдоподобной версии, к тому же очень удобной с точки зрения порядка в мозгах. И «следователь», интересовавшаяся мной у спасателя, и «свидетельница», позвонившая в редакцию, и «некая криминальная структура», о которой писала Нефедову А., – одно и то же лицо: убийца (или же сообщница убийцы) Нефедова.

Отметя весь остальной мусор, я преодолел скверную ситуацию, сложившуюся на самом старте моего сыска, напоминающую конфликт Лебедя, Рака и Щуки. Я вышел на прямую, которая, если не ошибаюсь, в правоохранительных органах называется оперативной работой, и был уверен, что до отплытия «Пафоса» сдам убийцу со всем ворохом улик в свое родное отделение милиции.

Зинаида ждала меня, стоя у окна большой гостиной. Когда я пришел в прихожую и скинул мокрые туфли, она не стала вести себя по-бабьи: всхлипывать, вздыхать, задавать ненужные вопросы; она не стала производить пустые слова, пустые эмоции и движения, которыми не столько передают состояние души, сколько демонстрируют не всегда искренние переживания и страдания, вызывая внимание к себе; ее тихие движения и немногословие были истинным сочувствием и говорили об уважении к моим мыслям и чувствам.

– Вы будете ужинать? – негромко спросила она.

– Только кофе, – попросил я, поднимаясь по лестнице к себе. – И еще: позвоните моей секретарше. Я не хочу сейчас объяснять ее мужу, кто я такой и что мне надо. Как она ответит, дайте мне знать, я возьму трубку.

Кафельный пол на террасе был залит водой и осыпан листьями, как поздней осенью. Опершись о перила, я смотрел в темноту моря, похожего на перевернутое звездное небо, в котором роль звезд выполняли стоящие на рейде корабли. Порывистый ветер лохматил пышную шевелюру грецкого ореха, его мокрые листья отливали серебром в свете фонаря. Я поднял с пола крепкий зеленый плод, поднес его к лицу, вдыхая терпкий запах. Завтра в шесть вечера, думал я, «Пафос» отправится в круиз. Значит, не позднее четырех все участники будут на борту яхты или же где-то рядом с ней. У Лома будет прекрасная возможность рассмотреть пассажиров. Если он узнает среди них девушку, которая поднималась к нему на станцию, мне останется отвести ее на прокат водных мотоциклов. И можно будет ставить точку, даже не познакомившись с автором письма.

– Ваш секретарь на связи, – сказала Зинаида, опуская на стол поднос с кофейной чашкой и телефонной трубкой.

– Извини, что поздно, – сказал я в трубку, когда услышал сонный голос. – Есть неотложные дела. Завтра меня не будет, передай Фатьянову, чтобы держал ситуацию с «Оксамитом» на контроле. Второе: в восемь утра свяжись с турагентством «Олимпия тревел» и спроси, что нужно сделать, чтобы сдать путевку на яхту «Пафос». Третье: найди в органайзере моего компьютера адрес сестры Нефедова и пошли ей срочную телеграмму о трагической гибели ее брата Валерия. И последнее: подготовь приказ об увольнении моего водителя.

– За что? – равнодушно спросила секретарь.

– За болтливость, – ответил я. – Все запомнила?

– Да, я все записала, Кирилл Андреевич. Все сделаю.

Я вернулся в комнату. Зажег светильник, поставил его на журнальный столик, сел в кресло и раскрыл кожаную папку, в которой Валера хранил свои документы. Письмо, которое лежало поверх всех бумаг, я прочитал медленно, вдумываясь в смысл каждого слова. Сейчас мне казалось, что оно разительно отличается от того письма, которое я читал утром. Мне казалось, что я слышу молодой женский голос.

«…Сберкнижку отправила заказным письмом , – читал я последние строки. – Надеюсь, вы уже получили деньги.

Живу надеждой. Ваша A.».

Я смотрел на последний абзац, близко поднеся лист к лампе. Затем надел очки и прочитал его еще раз. Что-то меня насторожило, на какой-то мелочи мой взгляд спотыкался, причем в самом тексте ничего особенного не было. Я на секунду закрыл глаза, а затем посмотрел на письмо «свежим» взглядом. Закавыка была спрятана в техническом построении письма: между строками «Надеюсь, вы уже получили деньги» и «Живу надеждой. Ваша A.» был оставлен неоправданно большой пробел, словно автору это место нужно было для крупной и размашистой подписи, да она почему-то забыла ее поставить.

Я снова поднял лист до уровня лампы и посмотрел сквозь него на свет. На этот раз я заметил на месте пробела тусклые контуры прямоугольника, напоминающие тень, которую отбрасывает лежащая под лампой визитная карточка.