Андрей Дышев - Инструктор по экстриму

– Вы интересуетесь восхождением на Истукан? – спросил Гера.

– Конечно. Я люблю горы… И еще – надо иметь возможность проверить себя…

Как бы приглашая следовать за ней, она медленно пошла вперед. Ее руки безостановочно играли с толстой серебряной цепочкой. Она вращалась перед ее лицом так быстро, будто это был винт самолета.

Гера с сомнением взглянул на женщину. Несет какую-то пургу. Но не пьяная, это точно. Хочет проверить себя…

Они прошли несколько десятков метров. Женщина остановилась в тени двух огромных, целеустремленных, как зенитно-ракетный комплекс, кипарисов. Теперь Гера вообще не видел ее лица. С ним разговаривала тень.

– Пойдем завтра с утра.

– Хорошо, – тотчас ответил Гера. Он еще не верил в удачу. – Лучше выйти в шесть, пока нежарко. Вы сможете подойти к стене в шесть часов утра?

– Сколько надо иметь времени, чтобы подняться к вершине?

Она как-то громоздко составляла вопросы, будто слова были кирпичами и ей приходилось разбирать целую кладку, чтобы найти подходящее слово. Проще было бы спросить: «Как быстро мы поднимемся?»

Гера научился льстить. Обыкновенный торгашеский трюк. Надо убедить клиента в том, что он редкий экземпляр, что он просто создан для скалолазания и Истукан плачет каменными слезами в ожидании такого клиента.

Он оценивающе, нарочито внимательно осмотрел фигуру женщины.

– Обычно я поднимаю клиента за четыре часа. Но с вашими данными, думаю, управимся за три.

Если бы она знала, что за три часа он запросто беременную корову наверх затащит!

– Тогда мы должны выйти в пять часов, – возразила тень.

Будто это имело принципиальное значение! Деньги, только деньги, и Геру можно заставить идти на вершину хоть ночью, хоть в дождь, хоть ногами вперед. Он нахмурил лоб, со смыслом посмотрел на часы. Надо же! Ей не надо объяснять, что эта немая пауза означает. Сунула руку в поясную сумку и протянула несколько смятых купюр.

– Это задаток. Потом ты будешь иметь такую же сумму.

И, ни слова не говоря больше, пошла по набережной. Он успел крикнуть ей вдогонку:

– В пять часов под скалой!

Услышала она его или нет? Еще некоторое время Гера провожал женщину взглядом, пока она не затерялась в праздной толпе. Разжал кулак, разгладил купюры и поднес их к глазам.

Нет, в официанты ему идти рано.

Она дала ему триста баксов.

В Москве шел проливной дождь, асфальт покрылся зеркальными пятнами луж, низкие серые тучи пригасили все яркие краски, и на бульваре стало как-то особенно уютно и мило, как бывает в дни тихой, еще не холодной осени.

Блинов припарковал машину у края тротуара и взял с заднего сиденья зонтик. Он не любил приглашать в машину посторонних людей. Для него машина, эта уютная шкатулка с кожаными сиденьями и тонированными стеклами, была частью жилища, тем недоступным для посторонних миром, где он чувствовал себя спокойно, в полной гармонии с аурой. Нечего им сидеть в машине. Они прогуляются по бульвару под зонтиками, там сейчас никого нет, воздух пахнет свежей зеленью, и они прекрасно обо всем договорятся.

Он взглянул на часы, затем в запотевшее окно и тотчас увидел его. Подняв воротник пиджака и втянув голову в плечи, через лужи лихо прыгал молодой человек. Он был невысокого роста, коренастый, прямо-таки квадратный, в ужасно стоптанных ботинках, начисто лишенных каблуков, в мятых черных брюках, забрызганных почти до колен. Лицо его было широким, безбровым, с крупными и грубыми чертами, словно у деревянного бюста, который скульптор еще не отшлифовал, не убрал шероховатости, словом, не довел до ума. Блинов мысленно так и назвал его – чурбанчик.

Мокрый, без зонта – ну что с ним делать? Придется разговаривать в машине. Блинов потянулся к двери, открыл ее, приглашая молодого человека в салон. И вот на сиденье плюхнулось нечто влажное, пахнущее мокрой псиной, и машина качнулась на рессорах. Блинов с тоской глянул на резиновый коврик, который мгновение назад был стерильным.

– Приветствую вас, – сказал молодой человек, устраиваясь удобнее, и протянул скрюченную, как ковш экскаватора, ладонь – сильную, широкую, с короткими пальцами.

– Какие-нибудь документы у вас с собой есть? – не глядя в глаза молодому человеку, спросил Блинов. Это была давно накатанная привычка – лично убеждаться в том, что собеседник именно тот, за кого себя выдает. Бизнес приучил верить только документам и никогда – словам.

– Какой разговор! – с пониманием ответил молодой человек, полез своим ковшом в нагрудный карман и вынул оттуда запаянное в пластик удостоверение.

Блинов надел очки, первым делом сличил фотографию с лицом молодого человека («И на фото чурбанчик!»), затем стал неторопливо читать вслух:

– «Частное детективное агентство «Истина». Талдыкин Василий Николаевич, частный детектив…» О-о! Это так красиво называется ваша должность?

– Да что там красивого! – с деланой небрежностью махнул рукой Талдыкин, задетый комплиментом, и стал приглаживать мокрые волосы. – Если бы к этой красоте еще и оклад красивый…

– Вы в органах служили?

– А как же! У нас без опыта работы в милиции не берут.

– А почему ушли?

Вопрос для Талдыкина оказался неприятным. Он замычал, выигрывая время, чтобы мысленно склеить ответ, и скороговоркой, проглатывая окончания слов, произнес:

– Да с начальником поцапался. Тупой попался, как пробка, по рукам и ногам меня связал, ни одно дело до конца довести не дал, и я сам рапорт написал…

«Выгнали то ли за пьянство, то ли из-за несоответствия», – понял Блинов, мысленно вздохнул и прервал объяснения Талдыкина:

– Ладно, Василий Николаевич, перейдем к делу… У вас есть на чем записать?

– У меня безукоризненная память! – самоуверенно заявил частный детектив.

Блинов несколько секунд внимательно смотрел в лицо Талдыкина, окончательно определяясь, стоит ли доверять этому человеку или же извиниться и отказаться от его услуг. А успеет ли он найти другого детектива? Каждый час дорог. И без того уже слишком много времени упущено, шансов почти не остается… Элла нарочно не говорила ему заранее о своем отлете в Адлер, чтобы он не смог ничего предпринять. Умная баба, этого у нее не отнимешь. «Блинчик, дорогой! Я три часа подряд не могу тебе дозвониться – твой мобильный все время занят. Не удивляйся, я в Быкове, уже объявили посадку. Что-то у меня на душе стало неспокойно, и я решила навестить Маринку. Сам понимаешь, такой опасный возраст, надо девчонку контролировать…»

– Договоримся о гонораре, – сказал Блинов, понимая, что задний ход давать уже поздно. – Все расчеты – только после окончания работы…

– Ну, это естественно! – кивнул Талдыкин.

– Вы представляете мне кассету. Здесь же, в машине, в вашем присутствии, я просматриваю ее на камере и только после этого рассчитываюсь.