Андрей Дышев - Ненужное зачеркнуть

Утро, вопреки народной примете, было знойным и безветренным. Опростоволосившийся Степан, страдая от жары, прятался под железным баком с водой. Я завтракать не стал, выпил стакан зеленого чая без сахара и поспешил на пляж, где меня ждала Ирина. По дороге я невольно кидал взгляды на щиты с объявлениями и рекламные тумбы, на которые обычно вешали афиши, и несколько раз замечал свою фамилию. Это было забавно. Я хмыкал и качал головой. «Тайны индукции и дедукции. Современный Шерлок Холмс раскрывает секреты своей работы. На сцене летнего театра дома отдыха «Изумруд» частный сыщик Кирилл Вацура!»

У входа на пляж меня ждал Макс. Морской ветер мутузил края его расстегнутой рубашки. Помощник по культурной части смотрел по сторонам сквозь линзы черных очков и тревожно покусывал губы.

– Я уже волнуюсь! – объявил он, хватая меня за руку. – Ну как? Ты готов? Настрой боевой? Начало твоего выступления в семь часов. Значит, максимум в восемнадцать тридцать мы с тобой должны быть в театре. Сначала я представлю тебя публике, вкратце расскажу твою биографию, а затем дам тебе слово. Выступать будешь стоя перед микрофоном. Я думал про столик, украшенный цветами, но потом отказался от этой идеи. Из-за цветов тебя может быть не видно…

Макс начал нагонять на меня тоску. Перешагивая через полотенца и лежаки, я искал Ирину. Море, словно покрытое тонким стеклом, было беззвучным и неподвижным. Горизонт тонул в мутном мареве. Откуда-то доносился ровный гул моторной лодки. Пляжники, похожие на помещенные в гриль куриные тушки, млели под солнцем.

– Ты Ирину ищешь? – дошло до Макса, когда мы с ним сделали по пляжу третий круг. – Она в медпункте.

– А раньше ты не мог мне об этом сказать? – разозлился я.

Ирина, расположившись у массажного стола, отглаживала мой сценический костюм.

– Посмотри! – сказала она мне, катая утюг по лоснящейся и источающей пар брючине. – Это тезисы к твоему выступлению…

И кинула мне сложенный вчетверо лист бумаги. Макс пристроился у меня за спиной и принялся сопеть мне в ухо. Я развернул бумажку. «Особенности составления процессуальных актов частным агентством как органом независимого дознания», «Криминалистическая характеристика посягательств на частную собственность путем краж», «Информационные основы расследования преступлений»…

Я поднял лицо и взглянул на Ирину. Не знаю, какое там было выражение, но Ирина сказала «ой!».

– Что это за галиматья? – спросил я, тряся бумажкой, как колокольчиком.

– А что? – из-за спины отозвался Макс. – По-моему, очень интересные и актуальные темы.

– Вы с ума сошли?! – теперь я перекинул свой гнев на Макса и Ирину. – Вы хотите, чтобы я читал лекции по криминалистике?

Я порвал «тезисы к выступлению» в клочья.

– В общем, так, – в ультимативном тоне сказал я. – Я либо ничего не говорю, либо говорю то, что взбредет мне в голову.

– Хорошо, хорошо, хорошо, – тотчас согласился Макс, покорно распластываясь передо мной. – Я вовсе не собираюсь посягать на свободу твоего творчества.

– Имей в виду! Я намерен не только говорить, но и петь арию из оперы Вертинского!

– Замечательно!

Меня злило, что Макс вдруг стал таким покладистым. Мне хотелось, чтобы он горько пожалел о том, что предложил мне выступить в своем театре.

– И еще я прошу, – беспощадно добивал я его, – чтобы на моем выступлении присутствовал директор дома отдыха.

– Сделаем! – заверил Макс, открыл папку и пометил карандашом.

– С супругой!

– Ага, записываю… С су-пру-гой… У него еще собачка есть. Собачку на концерт брать?

Ирина смеялась. Я выпустил пар, и мне стало легче. Я ходил по медпункту, словно боксер по рингу, с нетерпением ожидающий поединка. Мне хотелось взойти на сцену сейчас, немедленно! Я чувствовал прилив творческих сил и был готов на безумные импровизации.

– Ты обещанную яхту подготовил? – напомнил я.

– А как же! – солгал Макс и сверкнул лукавыми глазками.

– Не забудь загрузить на борт ящик шампанского!

Ирина протянула мне брюки и майку – горячие, сырые, еще овитые паром, и вышла. Я начал переодеваться. Новая одежда казалась мне рыцарскими доспехами, в которых трудно двигать руками и ногами. Разгладив складки, я подошел к окну, пытаясь увидеть в нем свое отражение.

– Умрешь, пока вечера дождешься, – проворчал я. – Скажи-ка, дружище, фамилия Батуркина тебе о чем-нибудь говорит?

– Батуркина? – переспросил Макс. – Нет, не припомню такого.

– Константин Григорьевич, – уточнил я. – Деятель шоу-бизнеса.

– Нет, Кирилл, я такого не знаю.

– И вообще никогда не слышал о нем?

– Никогда… А почему ты спрашиваешь?

– Звонил мне вчера этот Батуркин. Интересовался, много ли уже я дал концертов. Вот как! Мной уже акулы шоу-бизнеса интересуются! Скоро автографы на улице раздавать буду…

Макс распрощался со мной до вечера, а я продолжил разыскивать Ирину.

За пятнадцать минут до начала мы с Ириной были у служебного входа в летний театр. Макс подтолкнул меня к сцене.

– Запомни: на все у тебя ровно час! – давал последние напутствия Макс. – Я буду стоять справа от тебя, за кулисами, и показывать, сколько осталось… Не волнуйся! Веди себя естественно, сыпь во все стороны глупые шуточки, публика это любит. И обязательно прибереги минут пятнадцать-двадцать на вопросы. Публика обожает слать актерам записочки со всякими каверзными вопросами…

Можно сказать, Макс вытолкнул меня на сцену. В первое мгновение мне показалось, что я попал не в то место, в какое мне было надо. Принципиально не в то. Как если собираешься зайти в свой рабочий кабинет, а попадаешь в женскую баню. Я стоял над заполненным под завязку зрительным залом. Все до единого ряды были заняты. Даже в проходах стояли люди. Мощные прожекторы поливали меня сверху горячим ослепительным светом. Сотни глаз смотрели на меня, на мои руки, ноги, прическу, улавливая движение ресниц и дрожь на губах. Какое-то время стояла гнетущая тишина, а затем раздались аплодисменты.

Неимоверным усилием воли я подавил в себе желание немедленно убежать за кулисы. Я оглянулся и увидел Макса, который делал какие-то замысловатые движения руками и ртом. Я догадался, что он показывает мне на стойку с микрофоном. Аплодисменты утихли, и воцарилась тишина. Человеческая масса ждала от меня каких-то слов. До меня доносилось чье-то приглушенное покашливание да капризное хныканье ребенка. Я шагнул к стойке, мысленно отметив, что с ногами произошла какая-то странная загипсованность, взял микрофон, постучал по нему пальцем, и могучие динамики тотчас отозвались: бум– бум-бум! Зрители снова зааплодировали. Они пока еще неплохо относились ко мне и не ленились хлопать по любому глупому поводу. И вот в ту минуту я понял, что пришло время сказать что-то умное.