Анна Оранская - Скажи смерти «Да»

Так что моя религия — секс — в моей жизни роль сыграла огромную, определив с детства мой дальнейший путь, много раз меня спасая, сделав тем, кто я сейчас. Так могу ли я сейчас отказаться от нее, став атеисткой, отвергнув своего бога?..

Но стриптиз-бар, конечно, побочным бизнесом был. Тем более что официально он к нам никакого отношения не имел, управлял им тот человек, которого Яша нам дал. Я там и не появилась ни разу — даже Кореец днем только заезжал, когда заведение закрыто, для того чтобы записи забрать, сделанные за вечер и ночь — с шести до двух, да и то всего раз в неделю. Сергею этому, который всем управлял, объяснили, что камеры хочу вмонтировать, чтобы контроль был за девицами, — если есть желание у человека, у клиента то есть, зачем ему бежать договариваться к менеджеру? Пусть на месте и решает, таксу девки знают. От осознания, что запретным занимается, у него еще острее ощущения будут. А камер не видно — их в каждой комнатке по две, и вмонтированы так хитро, что только спец догадается.

Уже когда открылось заведение наше (назвали его “Лестница на небо”, как я и предложила, решив, что звучит заманчиво, и точно, и двусмысленно одновременно), я чуть ли в не в первый день поняла, что хотела немного другого, точнее — совсем другого. Пока обсуждали, как все будет выглядеть внутри, как надо все отремонтировать, каких девиц взять, а каких — нет, казалось, что все здорово, — но уже после первого просмотра видеозаписей стало скучновато.

Знаешь, в Амстердаме есть такой публичный дом знаменитый на всю Европу — название забыла, правда, но оно и неважно сейчас. Я читала про него, когда мы там были, хотела Корейца отправить, но оказалось, что он только для членов клуба, для избранных, короче, для постоянных клиентов, давно себя зарекомендовавших. Шанс, конечно, был прорваться — все же Кореец у нас гражданин США, миллионер и все такое, но он желания не проявил: начал твердить, что хочет только меня и ни хрена ему больше не надо. Я это оценила, но хотелось бы услышать от очевидца, как там оно все.

В том журнале, в котором я об этом доме прочитала, говорилось, что внутри — просто фантастика. Гигантские, богато обставленные номера — залы, скорее — с огромными бассейнами, и девицы супер, и, хотя цены запредельные, клиенты счастливы. А среди клиентов этих, кстати, исключительно элита — и нувориша туда просто так не пустят, потому что это что-то вроде закрытого клуба, попасть в который достаточно сложно. А про услуги там не говорилось, кстати — может, оттого, что большинство людей, в отличие от меня, убеждено, что такое понятие, как “извращение”, все же существует. Это только я верю, что в сексе все возможно и все естественно, а насчет других — большой вопрос.

Вот именно такое заведение мне хотелось бы открыть — нечто вроде театра секса, в котором клиент по желанию мог бы перенестись в любую страну и любую эпоху, максимум удовлетворить свою мечту, если имеется у него таковая. Хочешь египетскую рабыню, задействованную на строительстве пирамид, — будь добр. Хочешь почувствовать себя великим шахом в гареме или Джоном Кеннеди в будуаре Мэрилин Монро — нет ничего проще, хочешь двухметровую негритянку с пятым размером груди или крошечную китаянку в национальном костюме — пожалуйста. Сделай заранее заказ и получи продуманную до мелочей, выверенную ситуацию, в которой все будет так, как ты того пожелаешь. Разве не здорово?

Уверена, что персонал подобрала и воспитала бы дай бог, но то, что я называю театром секса, многие другие называют проституцией. А проституция в Америке запрещена, и публичные дома, естественно, тоже — слышала, что в некоторых мелких графствах они есть, в занюханных городишках, если есть на то воля населения этих городишек. А так — ни-ни. Хотя снять проститутку здесь, в Штатах, так же легко, как и в Москве — где, кстати, проституция тоже вне закона. Я, конечно, ни о чем не жалела: в конце концов, не так уж дорого все это обошлось, и вложения должны были через пару месяцев вернуться, а там и прибыль обещает пойти. Но если бы я знала, какую роль сыграет это заведение в моей жизни, поставила бы там статую из чистого золота в знак благодарности.

Так что мы с Корейцем решили вскорости другим делом заняться — открыть ночной клуб или дискотеку элитную, для обитателей Голливуда. Когда Мартену сказала, тот затею поддержал полностью, пообещал даже помочь в привлечении клиентуры — все же у него завязки в мире кино очень неплохие. Он тогда, осенью, вообще на верху блаженства был, и чуть ли не молился на нас, и всем, чем угодно, готов был помочь, хотя я его ни о чем и не просила — просто фильм шел на ура, и деньги шли. По его прогнозам выходило, что миллионов на десять, как минимум, мы будем в плюсе, что для начала более чем неплохо.

Пока мы в отпуске были, он мои наброски сценария изучил “от” и “до”, а затем долго и восхищенно кричал на первой после отпуска встрече, что идея просто гениальна, что в свете небывалой популярности русской мафии в Америке картина сулит грандиозный успех — и в плане славы, и в плане финансов, что в Голливуде всегда взаимосвязано. Я, конечно, уже устала удивляться тому, что все это происходит со мной: спокойно улыбнулась ему в ответ и сказала, что к концу ноября, когда окончательно станет ясно, окупилось вложенное в первый фильм или нет, мы приступим к обсуждению бюджета следующей картины, наймем сценариста и все прочее начнем, что положено.

— Прямо-таки голливудские магнаты мы с вами, мистер Кан, — сказала я Корейцу после встречи с Мартеном. Тот только хмыкнул. Он к нашему партнеру относился несколько недоверчиво, да и я его не считала близким другом, на которого стопроцентно можно положиться, но больше ему доверяла, чем Кореец. Я еще подумала, что это перебор: здесь, конечно, людям верить опасно, особенно финансовым партнерам, адвокатам, агентам и прочим, — сколько читала о том, как агенты, например, кидали кино-, поп-, рок- и спортивных звезд на такие суммы, что закачаешься. Но Кореец перебарщивает все равно. Знать бы тогда, насколько он был прав…

А так жили, как всегда. Если никаких встреч не было с утра, я вставала часов в десять — двенадцать, потому что ложилась всегда очень поздно. Ничего не поделаешь, люблю ночь, и, если есть возможность никуда не торопиться завтра, почему бы не посидеть с сигарой у дома, не подумать о своих делах и планах, о жизни вообще, не послушать музыку, не позаниматься сексом не спеша и в удовольствие? Кореец меня будил, руководствуясь тем соображением, что для того, чтобы отдохнуть, больше пяти часов спать необязательно — хотя и у меня было все время такое ощущение, что двух-трех часов на сон мне вполне хватит. Эйфория была, все вокруг чудесно было и здорово. Вот когда ты погиб, я спать полюбила: во сне ты был рядом и все было хорошо. Тогда и просыпаться не хотелось — а теперь все наоборот.