Андрей Дышев - Пустой

Пока в голове у Даши шли съемки сентиментального репортажа, женщина закопала сверток, разровняла землю лопатой и присыпала пожухлыми листьями, чтобы не было заметно. Затем отошла к воротам, присела в плотной тени и замерла. Даше показалось, что женщина тоже начала за кем-то следить, потому и притаилась. Но тут в темноте вспыхнуло пламя, женщина встала, отошла на шаг, глядя на разгорающийся костер. Оранжевые отблески осветили ее лицо. Оно было спокойным, даже равнодушным. В глазах отражался огонь, и казалось, что они светятся сами по себе, как у вампира. Стреляя искрами, вспыхнул клок сена, пламя перекинулось на березовые поленья, жадно облизывая их. Женщина вытащила из дровяника пару чурок и кинула их в костер.

«Зачем это?» – подумала Даша.

Теперь, в свете костра, она могла лучше рассмотреть незнакомку. Женщина была невысокой, даже миниатюрной. Возможно, это обстоятельство доставляло ей много хлопот с подбором одежды. Сейчас на ней была длинная вязаная кофта, которую без натяжки можно было назвать коротким платьем. Женщина, несмотря на то что была тепло одета и стояла близко к костру, обнимала себя за плечи, словно ее колотил озноб и она никак не могла согреться.

Убедившись, что костер занялся, она опять пошла в хату и опять же быстро вышла из нее. На этот раз она держала в каждой руке по одежке. Даша не успела разглядеть, что именно это было, так как женщина безжалостно кинула тряпки в огонь. Над костром, словно крылья мотылька, взметнулись рукава и штанины голубого комбинезона, а следом – светлая в клеточку рубашка, как показалось Даше, свежая и отглаженная.

«Она сжигает его вещи!» – наконец дошел до Даши смысл огненного ритуала. От такого коварства преступницы, профессионально уничтожающей улики, Даша сжала кулаки, до боли стиснула зубы и чуть не заплакала. Подлая, подлая женщина! Хоть бы дождь пошел и затушил костер! Хоть бы уцелел кусочек комбинезона!

Даша с трудом подавила в себе желание выскочить из своей засады и выхватить из костра воспламенившуюся одежду. «Надо взять себя в руки! – подумала она и посмотрела на небо. – Иначе я все испорчу…»

Женщина поворошила угли тяпкой, оказавшейся у нее под рукой, подгребла золу и, убедившись, что костер догорает и никакой опасности не представляет, пошла в хату. Захлопнула дверь, задвинула щеколду. Вскоре тень от ее силуэта упала на шторку окна.

«Теперь можно!»

Чуть приподнявшись, Даша на полусогнутых подбежала к малиновым углям, подобрала с земли палку и принялась торопливо разгребать золу. Ей удалось подцепить сильно обгоревший кусок рукава с почерневшей металлической пуговицей. Обжигаясь, она схватила его пальцами, подбежала к ржавому корыту с дождевой водой, откуда, видимо, пили куры, окунула и затолкала под поленницу.

«Вот и все, – подумала она, перелезая через забор. – Клетка захлопнулась, птичка попалась. Юре остается только подписать указ на арест… Или как там это правильно называется?»

Возвращалась она по центральной улице, еще более темной и мрачной, но теперь ничего похожего на страх Даша не испытывала. Шла она очень быстро, иногда вприпрыжку, лицо ее сияло счастьем, а в душе расцветали розы.

«Это первое преступление, которое я раскрыла сама от начала и до конца!» – думала Даша, боясь, что не справится с нахлынувшим на нее чувством гордости и громко, во весь голос, запоет.

Она не заметила, как дошла до дома Шурика. Остановилась перед глухими воротами, осторожно надавила ладонью на врезанную в ворота дверь. Та оказалась запертой. «Юрка, наверное, уже волнуется», – подумала Даша и пошла в обход, по чужой картошке.

Сад, который надо было пройти, показался ей непроходимыми джунглями. Ветки деревьев так и норовили вцепиться ей в волосы, а яблоки, который век подтверждая закон всемирного тяготения, метили точно в темечко девушке. Мокрая от росы, измученная ожиданием встречи, Даша наконец подошла к сеновалу. Душа ее сладко заныла, ноги вдруг стали ватными, а по груди разлилось нежное тепло.

– Юра! – тихо позвала Даша.

Ей показалось, что наверху зашуршало сено.

– Ты спишь?

Никакого ответа.

Скинув туфли и приподняв подол сарафана, Даша поднялась наверх, прыгнула с последней ступеньки в сено и провела рукой вокруг себя. Холодные подушки, скомканное одеяло. Никого.

Ей вдруг стало так обидно и тоскливо, что на глаза навернулись слезы. «Где же он?» – подумала она. Силы покинули ее. Даша упала на подушку, крепко прижавшись к ней лицом. Она будто боялась, что может расплакаться и тем самым разбудить полдеревни.

«Он ушел меня искать! Или ждет меня у бабули!» – внезапно осенило ее, и она вскочила столь резво, что ударилась затылком о брус, на котором держался навес. Охая и потирая ушибленную голову, Даша спустилась вниз, сунула ноги в босоножки и протоптанной тропой вышла на улицу.

«Надо было сразу идти к бабуле, – думала Даша. Шлепая задниками, она прыгала через лужи, в каждой из которых купалась морщинистая луна. – Он там волнуется, с ума сходит! Юрочка, милый, любимый, я уже бегу, я уже рядом!»

Вот развилка, колонка, три молодых тополя, листья которых серебрятся, напоминая звездопад… Даша свернула к хате. В окнах свет. Слышен приглушенный разговор. Она толкнула калитку. Когда не надо, так обязательно будет заперта! Принялась на ощупь снимать со штакетника проволочное кольцо. Пальцы не слушались, кольцо упрямилось, гнулось, но не снималось. Даше не хватило терпения, она перемахнула через забор, кинулась к терраске. На секунду остановилась перед ступенями, посмотрела в окно и тотчас увидела Юру.

Воронцов в голубой рубашке и наплечной кобуре сидел за столом и разливал в стаканы водку. Лицо его было расслабленное, румяное, глаза усталые. Напротив, подпирая голову кулаком, методично жевал Шурик. Он был в майке, усеянной мелкими дырочками, будто в Шурика стреляли дробью. Взгляд участкового словно приварился к сковородке, на которой дымилась горка жареной картошки. Воронцов наполнил стаканы, поднял один и протянул его Шурику.

– Не бери дурного в голову, – сказал он.

Шурик взял стакан, но тотчас с грохотом опустил его на стол и заревел, как раненый медведь:

– Всю жизнь! Всю жизнь, Юрий Василич, эта сука мне испортила! Всю душу вымотала! Я к ней по-человечески, а она лгала мне! Лгала, змеюка!

– Все женщины змеи, Шурик. И твоя не стала исключением, – спокойно ответил Воронцов и, обмакнув перо лука в соль, откусил сочную белую головку.

У Даши все чувства и мысли вдруг растворились, как пар. Она уже не знала, куда ей идти и что делать. Медленно поднялась на терраску, постояла в темных сенях, повернулась к выходу, опять сошла на ступеньку и остановилась. Сейчас девушку можно было сравнить с яхтой, у которой испортился компас, да ветер утих, и вся команда померла, и стоит она, горемычная, посреди океана, и слабые волны облизывают ее борта. «Что ж это он говорит! – подумала. – Зачем продолжает обманывать Шурика?»