Андрей Дышев - Семь желаний

– Ненавидел, – поправила Кика и как-то странно взглянула на меня.

– А что, сейчас любит? – не понял я.

– Сейчас он всех любит, – усмехнувшись, ответила Кика.

Я встал и посмотрел на огненную голову Кики сверху. Голова была почти идеально круглая и напоминала закатное солнце. Мне вдруг все надоело: и Лера с запотевшими очками, и обиженный Марко, орущий от боли в сортире, и красноголовая Кика, и Виолетта с мундштуком. А также их глупые записочки с пожеланиями. На волю! В лес! Где стоят величественные ели, весело кружат снежинки, и воздух пахнет арбузами. И быстрее домой. Выпить водочки и позвонить в службу досуга.

– Ты не подскажешь, у кого ключи от входной двери? – спросил я. – Ломать не хочется.

– Здесь Ольга командует парадом, – ответила Кика и зевнула.

– И где эту командующую парадом можно найти?

Кика кивнула на двухстворчатую дверь с матовыми стеклами, находившуюся за ее спиной.

Я распахнул обе створки сразу и увидел перед собой несвежий стол с остатками пиршества. Догорали свечи, засыхали тарелки и вилки, прямо на глазах теряли привлекательность салаты. У камина, в котором едва теплилась жизнь, сидела изящная блондинка с красными, как у альбиноса, глазами. Ее длинные и совершенно прямые волосы спадали на обнаженные плечи. К черному бархатному платью прилип мелкий мусор: обрывки ниток, пух и бумажки. Блондинка прижимала к носу платок и смотрела на меня очень светлыми глазами с черными точками-зрачками. В этом взгляде было что-то змеиное.

– Вы Ольга? – спросил я.

Блондинка ничего не ответила, не кивнула и даже платок от носа не отняла. Видимо, таким способом она сдерживала остатки истерики. В ее глазах вспыхнула настороженность.

– Вы кто? – гнусавым голосом спросила она.

– Старший техник эвакуационной группы, – ответил я. – Доставил вашу Леру вместе с ее машиной. Квитанцию подписывать вы будете?

– Сука, – с хрипотцой произнесла Ольга.

– Кто? – не понял я.

Ольга высморкалась и наконец отняла платок от носа. Нос, как и глаза, был красным.

– Зачем вы привезли сюда эту гадину? – спросила она.

– Служебный долг превыше всего.

– Меня не волнует, что для вас превыше всего, – зло сказала Ольга. – Я поклялась, что она никогда не переступит порог моего дома!

Я развел руками: мол, про клятву слышу первый раз в жизни.

– Может быть, вы слишком категоричны, – осторожно возразил я. – Я, конечно, не знаю всех тонкостей, но…

– Не знаете, так молчите! – перебила Ольга, встала с кресла и швырнула мокрый платок в камин. – Я была бы вам очень благодарна, если бы вы увезли эту тварь туда, где подобрали!

– Прежде я хотел бы сам выйти из вашего дома, – ответил я.

– Я вас не задерживаю, – холодно произнесла Ольга, подошла к столу и налила в бокал красного вина.

Я продолжал стоять на пороге комнаты.

– Что еще? – нервно спросила она.

– Дверь заперта на ключ, – ответил я.

– Ключ должен быть в двери.

– Если его можно увидеть невооруженным глазом, то в двери его нет. И ваш муж сказал…

– Что?! – Ольга круто повернулась ко мне лицом. В ее глазах застыл испуг.

Я мысленно прокрутил свою последнюю фразу. Вроде бы ничего оскорбительного.

– Я хотел сказать, – медленно, словно шел по минному полю, произнес я, – что ваш муж тоже не знает, где ключ.

Ольга смотрела на меня широко раскрытыми глазами. Бокал выпал из ее руки и грохнулся на стол.

– Вы что? – шепотом произнесла Ольга. – С ума сошли?

Я почему-то неуверенно пожал плечами.

– Вы… – лепетала Ольга. – Вы…

Такого пронзительного взгляда я не видел давно. У меня даже мурашки поползли по спине, и я стал двигать плечами, словно вшивый. Ольга медленно двинулась на меня. Я мысленно посочувствовал Лере. Оказывается, Ольгу можно ввести в состояние истерики совершенно безобидной фразой. Может быть, у нее психическая аномалия, и она не выносит даже косвенного упоминания о своем муже?

– Вы говорите неправду, – произнесла Ольга, глядя на меня своими прозрачными глазами. – Вы не могли видеть моего мужа… Зачем вы издеваетесь надо мной?

Благоразумие подсказало мне, что лучше промолчать. На всякий случай я стал пятиться к двери. Мне еще сильнее захотелось выбраться из этого идиотского дома, нырнуть в уютный салон своего джипа, врубить музыку на полную мощь и помчаться сквозь метель по заснеженной дороге.

Ольга, продолжая надвигаться на меня, выдавила меня за пределы комнаты. Как только я оказался у лестницы, она с силой захлопнула обе створки двери перед самым моим носом. Хорошо, что я не Буратино.

– Не дала? – спросила меня Кика, увидев мое растерянное лицо.

– Ты о чем? – не понял я.

– О ключе.

– Нет у нее никакого ключа, – печально пробормотал я. – Нет так нет. Будем ломать. Эх, раззудись плечо!

Кика встала со ступени, отряхнула и одернула юбку. Она оказалась низенькой и едва доставала мне до подбородка.

– А тебе дрова не нужны, Кира Анатольевна? – спросил я, не зная, почему именно с этой бывшей зэчкой мне хочется говорить доверительно. – Дубовые, высший сорт.

– Можно просто Кика, – разрешила девушка.

– Ты не знаешь, почему Ольга так странно отреагировала, когда я сказал про ее мужа?

– А что ты сказал про ее мужа? – уточнила Кика, перегнулась через перила и сплюнула в пролет.

– Да ничего особенного. Сказал, что мы с ним очень мило поговорили…

– Тише! – перебила меня Кика и приложила палец к губам. – С кем это ты мило поговорил? С Марко?

– Ну да, с хозяином.

– И как давно?

– Минут двадцать назад! – Я показал Кике ладонь. – Вот, пыль от его свитера осталась.

Кика криво усмехнулась:

– Ты мог говорить с кем угодно, только не с Марко.

– Почему? – удивился я.

– Сейчас узнаешь, – пообещала Кика, снова посмотрела вниз и, поманив меня за собой, стала медленно подниматься на мансарду.

Я пошел за ней, стараясь, как и девушка, не греметь тяжелыми ботинками по ступеням. Лестница уперлась в дверь. Кика вытянула из-за пояса юбки край кофточки, накинула его на ручку и только после этого нажала на нее.

Дверь беззвучно распахнулась. Кика не стала переступать порог, отошла в сторону, чтобы я мог вволю полюбоваться зрелищем.

Я понял, что мне посчастливилось лицезреть самый интересный объект в этом доме. Моему взору открылась узкая комната под скошенным потолком. Кровать, смятая постель, журнальный столик с ополовиненной бутылкой водки и пустым бокалом, опрокинутое кверху ножками кресло, куски битого бутылочного стекла. И лежащий на полу в луже крови мужчина.

– Вот это и есть Марко, – тихо сказала Кика.

Я понял, что ошибся, приняв за хозяина усатого.

– А Лера говорила, что у него истерика, – произнес я. – Ни хрена себе истерика! Значит, он покончил собой…