Андрей Дышев - Стоять насмерть!

Я подошел к металлической двери, в середине которой было вырезано окошко, закрытое металлической шторкой.

– Он подавал коробку в это окошко?

– Нет, сам открывал дверь и заходил внутрь.

– Посветите мне спичкой.

При тусклом мерцающем свете огня я стал осматривать дверь.

Кодовый замок – с ним можно месяц трахаться, и все равно не откроешь; два параллельных проводка по периметру с переходом на дверной косяк – откроешь дверь, цепь разомкнется и сработает сигнализация; толстая металлическая обивка, какую и пулей не возьмешь.

– Похоже, что здесь склад, так сказать, готовой продукции.

– Очень может быть, – скучным голосом подтвердил Гурьев. В отличие от меня он не испытывал ни малейшего любопытства к двери.

– Если смотреть снаружи, в этом месте у корпуса нет пристройки?

– Пристройки нет, но подойти к стене или окнам невозможно.

– Почему?

– Этот торец корпуса отделен от остальной «промзоны» забором.

– А что там – вы не знаете?

– Понятия не имею.

– Надеюсь, вы не выкинули ломик по пути? Дайте-ка мне его.

Я взял ломик, вернулся к рабочему месту Гурьева и стал водить рукой под столом.

– Что вы там ищете?

– Проволоку.

– Так спросили бы, а то шарите, как у себя дома. Вот подсветка, можете оторвать отсюда кусок.

– Вы обиделись так, будто намереваетесь продолжать здесь работать.

Гурьев промолчал, не отреагировав на мое замечание. Я перетер проволоку о край стола и обгрыз изоляцию. Чтобы цепь не размыкалась при открытии двери, надо в эту цепь включить дополнительный провод. Чем он будет длиннее, тем шире дверь можно будет раскрыть. Задачка для юного техника.

Гурьев молча наблюдал за моей работой. Люди его склада, думал я, вечные завистники и мечтатели. Они годами могут хаять и проклинать условия, в которых живут, но тем не менее пальцем не пошевелят для того, чтобы эти условия как-то изменить. Ради приличия спросил бы, чем помочь. А может быть, ему и не нужна эта свобода?

– Отойдите на шаг, – сказал я и, замахнувшись ломиком, ударил острием по клавиатуре замка. Если бы ломик не был покрыт толстым слоем краски, меня наверняка бы ударило током. Клавиатура брызнула красными искрами, словно была начинена огнем, и оголился замковый язык. Мне хватило еще десяти ударов, чтобы выбить замок вместе с шурупами из дверного косяка.

– Я не могу поверить, что все это происходит незамеченным для охранки, – признался химик и поежился. – А у вас нет ощущения, что за нами давно следят, и наши безумные головы вертятся в окулярах оптических прицелов?

– У меня уже давно нет никаких ощущений. Я им не доверяю… Придержите на всякий случай провода, чтобы не отошли контакты… Так, хорошо, открываю.

Дверь открылась, образовав щель, в которую, как мне показалось, мы сможем протиснуться без особого труда.

– Вы первый, – сказал я, принимая из рук химика провода.

Он встал к щели боком, но ему, наверное, показалось, что находиться ко мне спиной неэтично, и Гурьев стал разворачиваться лицом. При этом он делал массу совершенно лишних и опасных в нашей ситуации движений.

– Эй-эй! – негромко прикрикнул я, почувствовав, что химик, оступившись, слишком сильно налег на дверь, и я едва успел подставить ногу. Провода в моих руках натянулись, но контакты не разорвались. – Осторожнее! Вы, простите, как бегемот!

– Это нечаянно, – запыхтел Гурьев. – Черт возьми, темнотища какая!.. Ну вот, можно считать, я пролез.

Я проскочил следом за ним и плотно прикрыл дверь за собой.

– Мне кажется, здесь нет окон, – шепнул я, пытаясь хоть что-нибудь, хоть самый слабый отблеск разглядеть вокруг себя, но тщетно. Пришлось воспользоваться спичками.

Мы находились в маленькой комнате, напоминающей кладовку, в которой в самом деле не было ни одного окна и, кроме того, не было дверей, кроме той, через которую мы вошли. У стены, покрытой черной кафельной плиткой, стоял большой стол со стеклом, на нем – три пары аптечных весов, миниатюрные гирьки в коробках, ложечки, пинцеты, никелированные коробки и стопка полиэтиленовых пакетов. Рядом – стол поменьше, покрытый коричневым пластиком. На нем был закреплен рычаг, похожий на резак для бумаги.

– Фасовочная, – вслух подумал я. – А дальше? Дальше куда?

Я несколько раз обошел тесную комнату, рассматривая стены, освещенные огнем спичек.

– Путь замкнулся! – Я повернулся к химику. – Получается, что расфасованный порошок выносят через эту же дверь.

Гурьев отрицательно покачал головой.

– Нет! – твердо сказал он. – Вы ошибаетесь. Ни разу за все то время, пока я работаю здесь, через эту дверь ничего не вынесли. Только заносили.

– Может быть, выносили не в вашу смену?

– А чем моя смена отличается от второй?

– Тогда получается, что фасовщик жрет все пакеты и выносит их в своем желудке.

Химик внимательно рассматривал стол и стену, рядом с которой он стоял.

– А посмотрите-ка сюда. Вас ничто не удивляет?

– Вы об этой картине? Да, «Рожь» Шишкина смотрится здесь, по крайней мере, дико.

Я подошел к репродукции размером с форточку, обрамленной двумя горизонтальными реями, попытался ее приподнять, но оказалось, что рама жестко прикреплена к стене. Тогда я попытался сдвинуть картину в сторону, и, к моему удивлению, она поддалась и легко заскользила вдоль стены, открывая прямоугольную нишу.

– Микролифт! – воскликнул Гурьев.

Я провел рукой по нише. Она была пуста. От моего прикосновения легко закачалась на тросе и опорных колесиках с амортизаторами.

– Боюсь, что эта кабина для меня слишком маловата, – произнес я упавшим голосом.

– А вы думали, что вам будет везти бесконечно? – отозвался Гурьев. – Хочу вам сказать, что спичек осталось не больше десятка.

– Поищите где-нибудь включатель.

Гурьев заглянул под стол и тотчас нашел кнопку. Над столом вспыхнули неоновые лампы. Несколько минут мы щурились и прикрывали ладонями отвыкшие от света глаза. Гурьев с сочувствием поглядывал на меня и качал головой.

– Кажется, Кирилл, вы проиграли.

– Нет, я выясню, куда ведет этот лифт.

– И как вы это сделаете? Уменьшитесь до размеров кошки?

– Подождите! – нервно прервал я его, отодвинул стол в сторону, чтобы было удобнее подойти к нише. – Какая длина кабинки?

– Не больше полуметра.

– А ширина? Смотрите, до локтя рука входит.

– Ну, и о чем это говорит?

– О том, что плечи пройдут.

– Я не понял вас! – развел руками в стороны Гурьев. – А голову, грудь, ноги и все прочее вы брать с собой не будете?

– Гурьев, я думал, что ученые более догадливы! Дайте ломик!

Производственный корпус, перегородки между цехами, как и модули, строились наскоро, отнюдь не на века, и я, загнав ломик между стенкой шахты и кабинкой, без особых усилий сорвал ее с рельсов, рванул кабинку на себя и втащил ее вместе с подъемным тросом в комнату.