Олег Гончаров - Юлька [СИ]

‒ Я горжусь тобой, мой мужчина, ‒ Юлька не стесняясь запасённых за все эти дни слёз, которые всё лились и лились, стекая на её смеющиеся искусанные губы. ‒ Когда ты совсем ‒ совсем поправишься, мы попробуем снова поехать в Прагу. Надеюсь, на этот раз у них уже не будет повода нас убивать. Что скажешь?

‒ Как твоё плечо, малыш? ‒ Юра повернул к Юльке седую голову и прикрыл ладонью рот. ‒ Зубы сначала поставим, а то я даже улыбнуться тебе не могу.

‒ Нормально с плечом. Здесь профи работают. Я на день два тоже исчезну. Мне нужно внизу починиться немного, раз уж такую пьянку затеяли. И шрамы на груди убрать. Герр Шнойбль обещал, что буду как новая. Зубы тоже здесь поставим, чтобы уж в одно место деньги нести. Толик ходил к Ашоту Тугайскому. Есть такой товарищ в Берлине. Перетёр с ним. Пахан за двадцать процентов оплатит здесь наши счета, а дома я рассчитаюсь с его бегунком наличными. Всё цивильно. Все довольны. Так как, в Прагу полетим? Покрасим тебя в блондина и полетим.

‒ Полетим, малыш. Непременно. Но пусть уже будет так, как есть. Седые волосы тоже не плохо. Что с бизнесом?

‒ А нет бизнеса, дорогой мой. Но ты не переживай. Я на работу пойду. В охрану, или пол мыть… Или в депутаты. Нагрузка на голову практически одинаковая, ‒ Юлька рассмеялась и вытерла салфеткой мокрое лицо. ‒ У нас нычки жирные есть. Забыл? Прорвёмся.

‒ То есть, заводу хана?

‒ В целом да, но ребята самое ценное заменили на другие станки.

‒ Это плохо. Очень.

‒ Согласна, но это такая изощрённая месть разведслужб. Илдар Рахманов хвастал. Новый владелец. Ты же знаешь. Когда я его притащу за ноздри в Тарасовск и спущу в опалубку под сваю, ты сможешь насладиться работой кармы. Я вот не понимаю. Неужели на весь аул не нашлось ни одного честного человека?

‒ Честные люди иногда приходили к яме и мочились на меня. А об Илдаре говорить вообще нечего. Он свою дочь приёмную чуть до смерти не забил за то, что та иногда украдкой бросала мне в яму лепёшки. Обязательно найду её. Дай только ожить маленько. Амина хороший человек. А остальных я бы огнемётом. Без сожаления. С барана можно хоть шерсти настричь.

‒ Ты стал расистом?

‒ Нет. Но я понял одну важную вещь. Есть люди, а есть живые муляжи людей с собранной на коленке электроникой в башке и с тремя забитыми в матрицу функциями. Жрать, срать и трахаться. Прости за натурализм. Я подозревал об этом и раньше, но во время той моей войны, я в яме не сидел. С другой стороны, я выучил их собачий язык с двумя гласными на всю азбуку. Надеюсь, что когда я нанесу им недружественный визит, я смогу их удивить своим лаем.

В начале мая, капитально подштопанные и немного оклимавшиеся Юлька и Юра, прилетели в Тарасовск. Юра, которому заново пришлось учиться ходить на своих истощённых ногах-ходульках, как говорила Юлька, стоически сидел на предписанной немцами инструктивной диете, где шаг влево, шаг вправо означал потерю заданного темпа правильного набора мышечной массы.

С зубами было сложнее, нежели предполагалось. Оказалось, что сразу после удаления остатков зубов ставить протезы-имплантанты не получится. Пришлось бы ждать несколько месяцев, а то и год для того, чтобы кость "успокоилась". И лишь после этого можно говорить о штифтах. Поэтому решено было изготовить съёмные протезы и на время забыть об этой проблеме.

Седые кудри были стильно острижены и если бы не впалые щёки и лишённая загара кожа, можно было бы принять Юру за стареющего итальянского ловеласа с ослепительной улыбкой.

‒ Видишь, как здорово, ‒ Юра вышел из душа, на ходу запахивая халат. ‒ Теперь у тебя есть бабушка и брат-дедушка, ‒ он присел возле Юльки на диван и понюхал её волосы. ‒ Ты пахнешь жизнью, малыш. А в той яме, в которой я сидел, воздух был пропитан запахом смерти.

‒ Это надолго, ‒ Юлька повернула голову и поцеловала Юрку в нос. ‒ От этого никуда не деться. Память штука злая. Я тоже иногда ночью просыпаюсь от ужаса и отчаяния, которые вошли в меня, когда я очнулась в воде, инстинктивно цепляясь за льдину, словно за жизнь. Но ничего. Как там говорят: " Всё проходит и это пройдёт?" Что будем делать, родной, с людьми? Я сегодня пробежалась по докладу Степана Григорьевича. Там всё плохо. Губернатор Самойлов не зря тут посла привечал. Видимо, получил от него индульгенцию на все грехи по твоему заводу. Двадцать тысяч человек остались без работы. Преступление? И ещё какое. Плюс два сахарных завода пустили на металл. Да, согласна, тут дядя Саша провтыкал. Тридцать лет без ремонта. Но компаньоны семена закупили в расчёте на наши заводы. Им-то кто убытки возместит? Свёклу куда везти? Я так понимаю, сахар будем есть заморский и втридорога…

‒ Людей бросать нельзя, ‒ Юра взял кружку с чаем с подноса и сделал глоток. ‒ Сколько у нас свободных денег?

‒ Неполных двести восемьдесят. Это с Ульяниными. В России ещё пара счетов, но там мизер.

‒ Тогда так. Пригласи на завтра главного бухгалтера Тамару Михайловну. Посчитаем расходы на выплаты минималки и сложим с нашими возможностями. Урожай свёклы выкупим и отправим на переработку к соседям. Думаю, столица поможет с вагонами, а на заводах к правильному компромиссу всегда можно придти. Что-то может быть даже заработаем.

‒ Хорошо, но всё это временные меры.

‒ Ты предлагаешь опустить руки и уехать? Дяде Саше это не понравится.

‒ Нет. Я не предлагаю уехать. Но губернатор Самойлов и все, кто под ним, не дадут нам работать. Вдобавок ко всему, никуда не делась печалька с борзым генералом Гайдуком.

‒ Ты права. Для них это было по настоящему неожиданно. Мусору не нравится, когда его убирают. Конечно, сейчас, когда бизнес империя Климашонка стала доступной для грабежа, а ты оказалась при своих интересах и без активов, могут попробовать повоевать. Не исключено.

‒ В таком случае, может есть смысл начать первыми? Повод есть. Если приплюсовать людей с сахарных заводов, тридцать тысяч получается. Больше одной десятой населения города. Почему бузить в столице можно, а на периферии нельзя? Потому, что здесь нет самого главного в мире посольства?

‒ Смешно. Звучит как анекдот. Почему у белых господ не может быть цветной революции? Потому, что в их столице нет посольства их страны, ‒ Юра рассмеялся и обнял Юльку. ‒ Ты же знаешь, что профессия Жанны д’Арк очень опасна?

‒ Знаю. Но у Орлеанской девы не было мужа, а у меня будет. Мне так кажется. Сир, вы женитесь на мне? ‒ Юлька, смеясь, забралась к Юре на колени. ‒ Или у вас есть отмазка?

‒ Каюсь, была. Но, надеюсь, ты меня выходишь. Хватит играть в братика-сестричку. Может прямо сейчас? ‒ Юра посмотрел на настенные часы. ‒ Самое время. А кто платит?

‒ Вот я знала, что ты это скажешь! У бедной девушки двое трусов и те в починке, но она готова хоть так. Хоть без них к венцу, а ты сотку зажал. Ладно, поехали. Но сначала в спальню. Это для понимания проблемы. Так сказать, тест-контроль. Мне брак для брака не нужен.