Александр Тамоников - Пуля для карателя

— А как? — развел руками боевик. — Я вам что, телепат? Я обычный мальчик из бедной еврейской семьи. Но вы же справились? Разве не помог — двоих на себя взял?

— Ладно, проходи, — проворчал Иван. — Гостем будешь. Где девчонку откопал?

— Сама пришла, — заулыбался Юзеф. — Струхнула, когда мы фрицев резать начали, стала пятиться да и провалилась в колодец. Все в порядке, без переломов. Полежала там, пока я рыскал по округе, потом очнулась, вылезла…

От этой девчонки хотелось шарахаться. Помесь черта с поросенком. Иван впустил их внутрь, запер дверь — все свои уже дома, чужих не ждем… Открыли караулку. Стонали, но держались поляки, которые так нужны были советскому командованию. Они бормотали, что не подведут, готовы в бой хоть сейчас, всячески благодарили своих избавителей. Согнулся на кровати капитан Каляжный, боялся сделать лишнее движение. К прочим напастям ему сломали ребро, и обломок кости давил на легкое. Он шептал, что постарается идти, но за себя не ручается. Группа выполнила, что требуется, и стала лихорадочно преображаться в солидную форму эсэсовцев — Януш Ковальский, Джерри Кембл. А вот Юзеф в ужасе уставился на «свой» комплект обмундирования и заявил, что только через его труп. Захлебываясь смехом, Ковальский выразил сомнение, что в этой форме ярко выраженный семит далеко уйдет. «Действительно, Юзеф, — глотая смешинку, согласился Иван. — Эта форма тебе идет так же, как попугаю набедренная повязка». Еще возникла проблема с транспортом. Два мотоцикла — вариант сомнительный, троих пришлось бы оставить. Будут, интересно, желающие?

— Подождите, — вспомнил Кембл, — на столе в караулке были еще какие-то ключи…

Он их вынес, затем вышел во двор, постоял в задумчивости, побежал за угол. Надо же, а сразу не додумались, ведь к тюрьме обязательно должен быть приписан транспорт! Через минуту у крыльца остановился автомобиль повышенной проходимости «Volkswagen Typ 82», машина исключительно военного назначения, сравнительно мощная, проходимая. Она применялась во всех германских войсках, имела более 30 модификаций, но с подобной Иван еще не сталкивался. Полностью закрытый стальной салон, сзади отсек с железными решетками для перевозки заключенных. В отсеке имелась лавка, и он предназначался максимум для трех персон, но где три, там и пять, разве нет?

— Слушай меня внимательно, народ, — устало объявил Иван. — Мы теперь не просто так идем на смерть, а имеем подходящий транспорт, худо-бедно, отмазку, бравый внешний вид и даже документы. Стыдно гибнуть, имея такое прикрытие, согласитесь. Джерри, Януш, берете мотоцикл и следуете в хвосте. В разговоры ни с кем не вступать — не позорьте меня своим хреновым немецким. Разбираться будем мы с Марией. Мы вдвоем едем в кабине, а остальным, уж не обижайтесь, придется корчить из себя узников. Вы пятеро — заключенные, уяснили? Ключи от решетки будут у меня. Уж поместитесь как-нибудь, в тесноте, да не в обиде. В общем… сам не представляю, что из этого выйдет. — Он нервно засмеялся. — Януш, далеко до ближайшей переправы?

— Можно на мост Помятовского, но это далеко. Александровский мост намного ближе, правда, там охрана, повсюду войска, посты… Думаешь, прорвемся?

— Выбора нет. Обрисуй в трех словах дорогу, помолимся, да в путь…

— Коммунисты молятся? — озадаченно сморщил лоб Джерри. — Странно, нам говорили, что у вас нет бога…

— Во-первых, я не коммунист, — отрезал Иван, — не заслужил пока такой высокой чести. Во-вторых, это фигура речи, дубина ты заморская…

А ведь, как ни крути, действительно, оставалось только молиться. Маленькая колонна выступила с территории особняка перед рассветом, повернула на север, потом опять на восток мимо скорбных развалин храма Святого Филимона. Стрельба в квартале Зворень давно стихла, оставалось лишь предполагать, насколько плачевно там все складывается. Перед тем, как завести мотор, Маша наклонилась к Ивану, взяла за руку, поцеловала в щеку — и этот поцелуй до сих пор горел, щекотал кожу, всячески напоминал о себе. Он отчаянно отвлекал! Форма штурмбаннфюрера Рихтера сидела ладно, не давила, не вгрызалась в кожу. Хоть за это спасибо ордену СС. Перед началом операции все бегло умылись, насколько можно, почистились — не сказать, что форма сияла, но смотрелась терпимо. Излишняя чистота должна настораживать — война кругом! Иван аккуратно вел машину. Раньше приходилось управлять такими штуками, они не строптивы в умелых руках. Иногда он оборачивался. Люди в клетке смотрели исподлобья — надо же, обидели. Конечно, неприятно — из одной клетки попасть в другую. Юзеф как-то ненароком обнимал немку. Тельма сильно сдала, осунулась, глаза обросли кругами. Не подпирай ее люди с двух сторон, она бы упала. Наспех перевязанный Каляжный сипло дышал, ему не хватало кислорода. Иван не знал, как будет прорываться, и вообще возможно ли это, но он был обязан! Какая-то злость появлялась к полякам Хаштынскому и Крынкевичу. Кто они такие, в чем их ценность для будущей Польши? Обычные дядьки — избитые, дерганые, порядком напуганные…

Иногда он поглядывал в зеркало заднего вида. Мотоцикл не отставал. Кембл был вылитый немец, важно надувал щеки, восседая в коляске. Ковальскому пришлось натянуть защитные очки — от греха подальше. Физиономия фактически пропала, осталась лишь худоба и щетина, способная вызвать вопросы. Истинный ариец даже в сложной ситуации должен быть как на плакате! Но в целом эти двое в эсэсовском облачении смотрелись вполне терпимо.

Медленно проплывали кварталы — целые и разрушенные. Немецкие войска осваивали отбитые у повстанцев районы, подтягивали технику, людей. По улицам ходили патрули с повязками — местная полиция. Иногда показывались мирные жители — семенили, пугливо озираясь. На перекрестке улицы Радон и Щекотской люди в штатском под присмотром автоматчика разбирали баррикаду, чтобы освободить проезд для техники. Навстречу прогремел грузовик с красным крестом. С прилегающей улицы на Радон свернуло подразделение пехотинцев с ручными пулеметами и фаустпатронами — солдаты грузно тащились в направлении моста. Военных на улицах становилось больше, тягачи везли орудия, создавая трудности для проезда.

Метрах в семистах от переправы колонну остановили. Это были солдаты 608-го полка вермахта. Автоматчики с повязками вышли на дорогу, унтер-фельдфебель в мятой фуражке поднял руку. Маша шумно выдохнула, а ее рука машинально потянулась к кобуре.

— Спокойно, Маша, я Дубровский, — пробормотал Иван, останавливая машину. — Прорвемся, что ты нервничаешь?

— Нехорошие предчувствия у меня, Ваня… — прошептала Мария.

— Да к черту твои предчувствия, все нормально… — Он покосился в зеркало. Мотоцикл прижался к заднему бамперу «Кюбельвагена». Напрягся Кембл за пулеметом. Лишь бы раньше времени палить не стал…