Сергей Самаров - Зеленая кнопка

– Сейчас у меня много сомнений. Мне приказали вернуться в Дагестан. Я сделал это, не бросил своих людей. Не собираюсь поступать так и сейчас. Хотя теперь я пленник и не имею возможности ничего предпринять. – Я чувствовал, что эмир не прикидывался, говорил честно. – Война в Сирии многое во мне перевернула. Я увидел, что власть всегда остается властью – что здесь, что там. Она существует только для себя, но не для людей. Но здесь власть, по крайней мере, не убивает граждан своего государства. Если она это иной раз и делает, то не в открытую, не демонстративно, а только чтобы устрашить других людей, сомневающихся в ее могуществе. Помимо этого, я думал, что здесь, как только мы вернемся, нам обрадуются, нас встретят, как героев. Однако командир малого джамаата, который я прислал сюда для благоустройства ущелья и набора пополнения, сумел привлечь в наши ряды только одного человека, бывшего уголовника и теперешнего пьяницу. Уважаемые люди пойти к нам не пожелали. Мы оказались никому не нужными здесь, у себя дома. Это для меня важно.

У меня в голове вертелся еще один вопрос: почему эмир Дадашев не напал на меня, когда я, погруженный в собственные мысли, совершенно не следил за ним, словно забыл о его существовании? Своими последними словами он уже частично ответил мне.

Однако при этом я понимал, что Дадашев, скорее всего, относится к своим моджахедам точно так же, как я к бойцам моего взвода, и не способен предать их. Вот в этом-то и состояла основная сложность в понимании и предсказании дальнейших действий эмира. С одной стороны, он с удовольствием, как мне казалось, отказался бы от своего звания, с другой – чувствовал ответственность за своих людей, с которыми много лет делил и кровь, и пот, и хлеб, и кров.

Я бы мог, пожалуй, протянуть Али Илдаровичу руку помощи, несмотря на ту ошибку, в которой он сознался, хотя имел полную возможность не делать этого. Но между нами лежала пропасть недавнего прошлого, совмещенного с настоящим. Я стоял на противоположной ее стороне.

– Али Илдарович, вы с братом как-то общаетесь?

– Однажды я позвонил ему оттуда, из Сирии, сказал, где нахожусь и что там делаю. Он не стал со мной разговаривать, просто трубку бросил.

– Но он же не предал вас, не позвонил в ФСБ или в полицию, не передал данные на вас?

– Этого я не знаю. Может быть… Он всегда был идейным человеком… Мы с ним в один год в КПСС вступили. Он по идейным соображениям, я, честно признаюсь, по карьерным. Брат и тогда был твердым в своих убеждениях человеком. Думаю, он и сейчас остался таким же, хотя теперь в головах у людей сидит другая идеология, если она вообще там есть. Но вот вопрос, который тебя, старлей, интересует… Предал меня брат или нет… Если предал… Тогда меня уже лишили бы и звания, и государственных наград. Может, официально так и произошло, а я этого просто не знаю. Власти могут сообщить мне об этом только после того, как ты, старлей, сдашь меня им. Если, конечно, сможешь… Но я же тебе не брат и вообще даже не друг. Я спас не твоего отца, а другого бойца с той же фамилией… Тебе запросто можно меня и сдать. Сделать это совсем не трудно…

Последняя фраза эмира меня насторожила. Она прозвучала с усмешкой храброго человека перед лицом опасности. Может быть, отставной подполковник решил попытаться оказать мне сопротивление. Но он напрасно надеется на это. Возраст и уровень подготовки у нас слишком сильно разнятся, чтобы получилось равное противостояние.

– Я прямо сейчас попробую узнать, сдал вас брат или нет… – пообещал я и взял в руки свой смартфон.

Мой шлем, через который я имел возможность связаться со штабом сводного отряда спецназа ГРУ, действующего на Северном Кавказе, остался там, где бандиты меня в плен захватили. Поэтому я набрал по памяти номер начальника штаба майора Помидорова.

Он ответил сразу, словно давно ждал моего звонка:

– Вот и ты, Василий Иванович, объявился. А мне тут уже жутких страстей про тебя твои бойцы понарассказывали. Что с тобой? Ты где? Главное, жив, а здоровье добавится… Докладывай!

– Времени в обрез, товарищ майор. Докладывать буду по возвращении. Мне сейчас нужны данные на одного человека. Это отставной подполковник ВДВ Дадашев Али Илдарович. Сможете сразу запрос сделать?

– Без проблем. А кто он?

– Еще не знаю… Возможно, мне придется с ним встретиться. Запросите, потом мне сообщите по телефону. За меня не переживайте. Я уже почти выкрутился и даже помог ФСБ захватить законспирированную группу террористов, осевшую в Краснодаре. Только одним телефонным звонком. Взвод продвигается на соединение со мной. Занимает ущелье. У меня все. Конец связи…

– Конец связи… – недовольно ответил начальник штаба и отключился от разговора.

Дадашев подошел ко мне ближе и глянул на монитор планшетника. Свой приказ, отправленный бойцам, я уже убрал с экрана. Эмир мог увидеть только карту ущелья, которое он и без того знал на отлично, и точки, передвигающиеся по нему. Этот аппарат в автоматическом режиме соединял две программы, накладывал на карту геолокационные данные любого бойца, самостоятельно связывался с каждым отдельным приемоиндикатором. Моего запроса планшетник не требовал.

– Сейчас твоим парням не сладко придется. И ты уже ничего сделать не успеешь…

Али Илдарович не смотрел на ту карту, где были отмечены засады или посты, не знаю уж точно, что именно. Он и без нее знал, где они выставлены. Сам планировал и людей посылал.

– Крупнокалиберный пулемет «Утес»… – пояснил эмир свои слова. – Первый номер расчета – Надир, очень опытный человек, мой помощник в джамаате. Если меня не станет или я просто уйду с должности, то он джамаат и возглавит. Здесь я твоему взводу, старлей, не завидую. Надир просто не понимает, что такое жалость. Он идейный моджахед, как мой брат был таким же ментом.

Я только усмехнулся и на всякий случай снова сунул под мышку глушитель автоматного ствола. Получилось, что он уперся прямо в живот эмиру. Так прошло несколько минут.

– Можешь стрелять, – спокойно сказал наконец-то отставной подполковник, снова глянув на монитор планшетника. – Я все равно уже человек недееспособный.

– Почему так, товарищ подполковник? С чего вдруг такая самокритичность? Вы же вроде бы только что жили надеждой на Надира.

– Потому что Надир не стреляет, а точки движутся. Я думал, что он уложит половину твоего взвода, а остальные засады его добьют. Но вижу, что твои солдаты уже проходят мимо. Что с Надиром? Ты не знаешь?

– Могу только догадываться. После попадания пули калибра двенадцать и семь десятых миллиметра выжить невозможно. Думаю, он уже предстал перед Аллахом.

– Да, у Надира пулемет такого калибра.

– А у меня во взводе два снайпера с винтовками «Выхлоп».