Сергей Зверев - Лобовая атака

В конце концов Соколов улегся на нары рядом с Лагуновым и закрыл глаза. Он задремал, и перед его внутренним взором замелькали картины боя, горящие танки, лица бойцов и командиров, которые сражались там, на высоте.

Неожиданно в бараке поднялся шум. Алексей открыл глаза и увидел, что пленные занесли в барак несколько пищевых баков и холщовый мешок с кружками и мисками, которые высыпали прямо на землю рядом с баками. Новые обитатели барака потянулись за едой.

Лагунов тут же поднял голову, принюхался и, вскочив на ноги, заявил, что сейчас он всем принесет еды. Он махнул рукой Николаю, и тот поспешил за своим земляком. Минут через десять они действительно вернулись, с трудом протолкавшись через толпу, с четырьмя мисками и кружками. Соколов и Бабенко освободили нижние нары и уселись вокруг «стола». То, что оказалось в мисках, назвать едой можно было с очень большой натяжкой. Какая-то темная бурда, в который плавал плохо очищенный картофель и несколько потемневших листьев капусты. Алексей съел несколько ложек, поморщился, но заставил себя продолжать. Желудок нужно было обязательно чем-то наполнить. И механик-водитель, и Коля Бочкин ели с такой же неохотой. В отличие от других, с видимым аппетитом ел только Логунов.

После еды в бараке снова стало тихо. Многие просто улеглись на нары и стали ждать неизвестно чего. Или жить, или умереть. Многие смирились, хотя немало было и тех, кто шептался, собравшись кучками в разных углах. Соколов, расчесывая тело от укусов клопов, которых тут оказалось великое множество, стал присматриваться, стараясь понять, что же за атмосфера царит в бараке. Вскоре ему удалось расслышать негромкие разговоры. Кто-то убеждал, ссылаясь на пленных, прибывших в лагерь раньше, что здесь людей разбирают по принципу пригодности. Если понравишься, сможешь себя показать, дадут работу, кормить будут. Говорят, даже баб иногда дают на ночь тем, кто хорошо работает. А бабы, мол, из бывших советских работников и военных врачей.

– Эх вот бы такую, как у нас в полку была военврач, – смачно сплюнул боец с бритой наголо головой. – В теле женщина, грудь колесом, аж халат лопался. Я б такую ночь повалял запросто.

– Работай на немчуру лучше, – хмыкнул другой боец, – они тебе будут давать. Салом кормить и водкой поить. Ты только старайся. А потом, как того откормленного хряка, – под нож.

– Что ты брешешь – «под нож». Им тоже, знаешь, помощники нужны. С такой землищей не управиться. Я на карте видел: что тебе Германия, кукиш на палочке, а что тебе СССР! Четвертями не измерить!

– Помощнички, – зло проворчал Логунов и повернулся на другой бок.

Спорщики замолкли, но теперь стало слышно, как разговаривают совсем рядом на верхнем ярусе.

– Фильтруют они нас, как молоко после дойки. На то лагерь и называется фильтрационным. Только сито у них, сам понимаешь, свое. Говорят, здоровых и сильных они на работу отправляют. Коммунистов, комиссаров и командиров – это, само собой, в расход. Где-то тут недалеко и кончают. Чтобы, значит, не мутили воду. Чтобы мы баранами были.

– А те, кто для работы не годится? Ну, слаб там здоровьем, очки, скажем, носит или желудком страдает. С теми как? Тоже… в овраг?

– А кто их знает. Про это не сказывали.

Алексей весь похолодел и машинально потянул воротник комбинезона, чтобы не так бросались в глаза его командирские «кубари» на петлицах. «Командиров, значит, расстреливают. Значит, не жить мне, нет, значит, надежды сбежать во время транспортировки. А с чего я взял, что нас вообще куда-то повезут? Поддался настроению этих, «помощничков». Уже надеюсь на работу, чтобы и сало, и водка, и баба на ночь? Тьфу! Надо посоветоваться с ребятами, – решил лейтенант, и тут же снова засомневался. – А не получается, что я пытаюсь от смерти спастись и поэтому прошу их помощи? Стыдно, товарищ младший лейтенант! А вот за это стыдно вдвойне, – поймал себя на другой скверной мысли Соколов. – Не верить своим боевым товарищам, тем, с кем по тылам столько пройдено, с которыми уже не один день вместе сражались? Стоп, товарищ Соколов, – приказал себе лейтенант, – прими командование. Это твои бойцы, твой экипаж».

– Ребята, – Соколов лег на нары и тихо позвал танкистов, – давайте ко мне поближе.

Логунов открыл глаза, посмотрел на командира. Он легко поднялся с лежанки, сунул голову на верхний ярус, где лежали Бабенко и Коля Бочкин, и о чем-то пошептался с ними. Через несколько секунд, без спешки, танкисты спустились к своему командиру. Соколов сразу отметил, что глаза у всех горели надеждой. Значит, верят еще в своего командира. Это он усомнился в своем экипаже. «Никогда себе этого не прощу», – подумал Соколов.

– Слушайте меня, – снова заговорил лейтенант. – Говорить буду тихо. Откровенно шептаться нельзя. Тут разные люди кругом.

– Они же советские люди? – удивился Бабенко.

– Спустись на землю, инженер, – проворчал Логунов. – И среди советских всегда были такие… притаившиеся. Кто только и ждет, чтобы продаться врагу. Зря, что ли, НКВД столько людей пересажало в лагеря. Неспроста это. Вы командира слушайте лучше.

– Значит, так, ребята. Похоже, в этот лагерь собирают всех военнопленных, а здесь уже разбирают, кого куда. Меня, скорее всего, расстреляют как командира, так что действовать вам придется втроем.

– Как это? – взвился Бочкин, ударившись головой о верхний брус, но тут же притих, потирая место ушиба. – Как это расстреляют? А откуда они узнают? Мы не выдадим…

Соколов многозначительно постучал себя пальцами по воротнику с петлицей.

– Вот откуда, – сказал он. – Только учтите, что отговаривать меня и советовать снять гимнастерку бесполезно. Это подло, это трусость, и я на такое никогда не пойду. Я давал присягу советскому народу, и я ее не нарушу. Придется умереть – я умру как гражданин и как командир Красной Армии. За меня не будет стыдно ни вам, ни командованию. Слушайте дальше.

Танкисты снова потупились, слушая, как лейтенант советует им держаться вместе и ни с кем из пленных не откровенничать. Если уж попадется кто, внушающий доверие, действительно мужественный человек, готовый к борьбе, или член партии, или командир, с тем можно говорить и в свои планы посвящать. Но никак иначе. Надо постараться, чтобы экипаж всегда держался вместе. Так легче, потому что есть доверие друг к другу. И один другого не бросит.

– Я думал, у вас конкретное предложение есть, – задумчиво сказал Логунов. – Вы все правильно говорите, но нам надо бы подумать, как бежать отсюда. Я предлагаю по очереди подходить к дверям, которые раскрыты все время настежь, и наблюдать. А чтобы в глаза не бросалось, ходить туда по одному. Вроде как воздухом подышать. Нам надо понять, какое ограждение, какая охрана, как она тут у них организована, с какой частотой обходы вдоль проволоки, есть ли собаки.