Александр Бушков - Как три мушкетера

– С этим такая штука не прокатит, – сказал Мазур. – И пытаться нечего.

– Да я сама вижу... Пойдем позавтракаем? Я там уже собрала все. Мы к дяде Сандро когда?

– Общий сбор – на час дня, – сказал Мазур. – Мы за вами с Маринкой заедем чуть пораньше.

Дядя Гоша еще три дня назад раздобыл им «уазик-фургон», вмещавший всю компанию. Но сделано это было, понятно, не для удобства «веселой компании курортников» – Лаврик на нем два раза куда-то уезжал, уж явно не просто покататься. На подобной операции колеса группе необходимы, Мазур это прекрасно понимал.

– Я могу и свою «зеленушку» взять. Сто лет не ездила, соскучилась. Я вообще-то люблю рулем повертеть...

– Не стоит, – сказал Мазур. – Посиделки у дяди Сандро рассчитаны надолго, выпито будет немало.

– Но мы ж не ухрюкаемся до поросячьего визга? Мы ж вечером на танцы собирались.

– Все равно, – сказал Мазур. – Реакция притупляется. Верю, что с гаишниками всегда договоришься, но все равно, сидеть в тебе будет столько... Не стоит рисковать, если машина и так есть.

– Как приятно, когда есть мужчина, который о тебе заботится и за тебя опасается...

Алина послала ему жгучий взгляд из той же серии, предназначавшейся крайне перспективному кандидату в мужья – и первая направилась на кухню. Мазур охотно направился следом – очень уж приманчиво благоухал кофейник, да и завтрак, как всегда, явно состоял не из магазинных пельменей и плавленых сырков.

Он не раз уже ловил себя на мысли, что с Алиной ему откровенно хорошо. Ну, разумеется, ни о каких чувствах речь не заходила – ну какие, к свиньям, к ней могут быть чувства? – однако времяпровождение получалось самое приятное. Если не вспоминать то паршивое утро – классический курортный роман с красивой девушкой. Второй в его жизни.

Ну, а за ту роль, что она сыграла в его уловлении, Мазур к ней не испытывал ни малейшей не то что злобы, но даже неприязни. Во-первых, больше ничего подобного с ее стороны не было – назначил ее режиссер (вероятнее всего Горский) на роль курортной подруги заезжего ихтиолога, она ее старательно и играла. Причем, уверенно можно сказать, без малейшего внутреннего сопротивления, наоборот – уже несколько раз оч-чень деликатненько намекала, что не прочь бы и замуж.

Во-вторых... Это уже нечто профессиональное. Он не испытывал ни капли злобы, ненависти, неприязни даже к тем, кто всерьез собирался его убить – на тех же Ахатинских островах. Не вульгарные уличные бандиты из-за угла бросались, чтобы пырнуть ножом ради бумажника и часов – люди, как и он, были на службе, точно так же, как он, профессионально четко выполняли свою работу – подразумевавшую и то, что в один прекрасный момент может поступить приказ перерезать противнику глотку. Как выражаются янкесы, ничего личного. Просто служба такая. Так что сердиться на мелкую подручную криминальной публики как-то даже и смешно...

– Я сегодня – дождь!

пойду бродить по крышам,

буйствовать, панели полоскать,

в трубах тарахтеть

никого не слушать,

Никому ни в чем не уступать!

На сей раз Лаврик – Аллах его ведает, искренне или нет – изображал беззаботного веселого барда, услаждавшего честную компанию малоизвестными песнями. Он сидел на койке, опершись спиной о стенку, перебирал струны, время от времени улыбаясь льнувшей к нему Маринке. После того как выплыло на свет божий, что «ихтиолог Коля» человек не просто женатый, а еще и образец супружеской верности, Маринка, выйдя из роли подруги подруги, стала откровенно липнуть к Лаврику. Что в конце концов и привело к тому, что вчера Лаврик в домике появился только утром.

– Я сегодня буду самым смелым,

самым робким – буду сам собой!

Разноцветным – синим, рыжим, белым,

радугу открывшим над рекой!*

* Из стихотворения «Дождь» Виктора Гончарова (1920-2001).

Он, как всегда, держался отлично – весельчак, душа компании, знаток и любитель бардовской песни. Хотя, никаких сомнений, его грызло то же любопытство, что и Мазура, профессиональное – а значит, любопытство в кубе. Осмотрев загадочный пакет, он согласился с Мазуром, что вскрывать пакет, а потом приводить в божеский вид – рискованно. Сказал, что подобное непременно следовало бы провернуть в Ленинграде, где куча хороших специалистов и хитрой аппаратуры, но здесь, прямо-таки в первобытных условиях – чревато. Он сказал еще, что есть все же вариант: сунуть пакет под рентген (уж дядя Гоша запросто обеспечит в местной поликлинике неболтливого врача), но по коротком размышлении отказался и от этого: мало ли что там внутри, легкое такое, не стоит по нему рентгеном шарашить. Есть более подходящий вариант: завтра всей компанией отправиться на пляж, оставив дома одну Ольгу (к которой тетя Фая уже привыкла, как к постоянной подруге одного из постояльцев) – а уж Олечка, улучив момент, тенью прошмыгнет в домик Еремеевых (они не запираются, да и буль он заперт, Олечка справилась бы с простеньким ширпотребовским замком в два счета) – и в темпе проведет там вдумчивый обыск. Что бы это ни было, Вадим его на танцы не потащит.

Так что, в полном соответствии с указаниями новоявленного босса в лице дяди Севы Мазур четверть часа назад передал пакет Вадиму вместе с предписанной легендой. По мнению Мазура, Вадим удивился вполне искренне – но, к большому сожалению Мазура, не стал пакет вскрывать при нем, тут же, во дворе, унес в домик.

– Я сегодня – дождь!..

Завершив длинным аккордом, Лаврик отложил гитару и глянул на часы:

– Ну, что-то Вера копается...

– Копуша, – недовольно поддакнула Маринка. – Я сама, пока выберу платье, черт-те сколько времени пройдет. Но я ж дома, где полный шкаф, а сколько у нее может быть с собой в чемодане?

– Ну, может, помялось что-то, погладить нужно, – рассудительно сказала Алина. – Кто же в непоглаженном пойдет? Вообще... Ой!

Она замолчала, и в наступившей тишине в соседнем домике, у Веры и Вадима, что-то звонко разлетелось с грохотом, послышались мужские маты, что-то обрушилось на пол вовсе уж шумно, завизжала Вера, снова ругательства и звон, словно разбилась тарелка...

Они, не раздумывая, кинулись туда – первым оказался Лаврик. Представшая их взорам картина нисколько не напоминала мирные сборы на танцы – Вера в купальнике прижалась в углу, рядом на полу валяется платье, которое она, видимо, не успела надеть. Вадим стоял посреди комнаты, сжав кулаки, на полу – осколки тарелки и заварочного чайничка, столик перевернут. А на кровати справа – вскрытый пакет, плоская картонная коробочка – и целая россыпь фотографий. Стоявший довольно близко Мазур моментально узнал некоторые из тех, что лежали картинкой вверх. Особо он не присматривался, достаточно было двух-трех, чтобы сообразить: это те, из пятого номера «Жемчужины»...