Александр Койфман - Где дом твой, киллер?

— Можно сделать один междугородний звонок?

— Да, телефон в гостиной.

Позвонил в «контору»:

— Я ночую недалеко от Меца, в маленьком отеле. Планирую ехать в Гамбург, через Кёльн. Есть новости?

— Пока новостей нет.

Генри перешел в свою комнату. Сбросил ботинки и разлегся на кровати поверх покрывала. Лежит с открытыми глазами. Снова прокручиваются сцены в Марселе.

Акция провалена, и нужно было сразу же уезжать из Марселя. Но он решил все же попытаться довести дело. И это была его первая ошибка.

Не думал, что они быстро найдут его следующий отель, где он зарегистрировался уже под новой фамилией. Неужели опрашивали портье во всех отелях, показывая фоторобот? Или где-то сам прокололся? Детально вспоминает весь следующий день.

Утром взял напрокат светлый форд и проехал мимо отеля, в котором жил Ибрагим. У входа прогуливается один из его охранников. Значит, Ибрагим еще в отеле. На чердаке трехэтажного дома, расположенного напротив отеля, спрятана винтовка с оптическим прицелом. Опасно пытаться завершать дело сегодня, после вчерашних событий охрана будет настороже. Но и откладывать тоже чревато, Ибрагим в любой момент может уехать из Марселя.

Проезжает за угол, ставит машину и раздумывает. Решается, идет к тыльной стороне дома. Открывает дверь запасного выхода отмычкой. По служебной лестнице поднимается к чердачному помещению, минуя этажи с квартирами. Подходит к спрятанной винтовке и видит, что кто-то здесь был: пустой ящик, прикрывавший футляр с разобранной винтовкой, положен идеально правильно. Не задумываясь уходит и возвращается к машине.

Это была вторая ошибка. Нельзя было подходить к машине, или нужно было ее хотя бы поставить подальше от отеля. За входами в дом наверняка следили — после того как Генри сел в машину, за ним увязался темный мерседес.

Генри едет по улице Кэсри. Оглядывается — черный мерседес не отстает. Делает резкий поворот вправо, на улицу Боннетри, мерседес повторяет движение. Форд Генри увеличивает скорость. Проскакивает перекресток на желтый свет и сворачивает на Кутельри. Мерседес не отстает, хотя на светофоре уже красный. Еще два поворота налево, и затем через дворы улиц Мюр и Гран Рю выходит на Баньер. Взгляд назад — мерседес где-то отстал, запутался во дворах улицы Мюр. Боялись слишком близко подойти, потому и потеряли. Но, возможно, вела не одна машина.

Припарковался у своего отеля. Зашел в него только на несколько минут, расплатился, и, не заходя в номер, попросил швейцара заказать такси. Сел в такси, проехав совсем немного, остановил у крупного магазина. Прошел через второй выход на соседнюю улицу. Еще одно такси, на котором вернулся к отелю Ибрагима, выйдя за квартал от него.

К отелю подъехал мерседес, из которого вышли трое охранников Ибрагима. В отеле не задержались и уехали. Минут через десять появилась машина полиции.

Все, больше смотреть нечего. По номеру автомобиля полиция обратится в фирму проката, выяснит фамилию, произведет обыск в номере, ничего там не найдет. На задании он старается ни к чему не прикасаться, в отеле и машине, без перчаток, в ином случае все тщательно протирается. Теперь ему нельзя оставаться в городе, нужно искать другую машину и срочно уезжать. Для полиции стало бы делом чести изловить неясную личность, о которой теперь имеется достаточно сигналов. А возможности для этого у них есть: даже если пальчики не оставлены ни в одном отеле, им могли передать словесный портрет. Теперь во Франции придется вести себя очень осторожно. Хорошо, если они не до конца поняли, в чем дело. В Интерпол просто так, не зная никаких данных, кроме словесного описания, дело не передашь. И ничего конкретного у них не может быть. Не успел приступить к делу. А раньше во Франции работал дважды, и оба раза «чисто». Но документы, зафиксированные в отелях, для использования больше не пригодны, по крайней мере, во Франции.

Перебирать все в голове снова и снова бесполезно. Задремал.

Проснулся от голоса Софи за дверью: — Вставайте, месье Генри, ужин готов.

Во дворе кафе за большим столом трое мужчин, запивают вином жареные на вертеле колбаски. Разговор у них тоже на каком-то немецком диалекте. Генри опять за своим столиком, перед ним графин вина, на тарелках кролик, овощи. Он неторопливо расправляется с кроликом, чередуя овощи, мясо и вино. Графин почти полон, Генри пьет из стакана маленькими глотками.

Мужчины допили вино и ушли, Генри наслаждается тишиной и прохладой. Софи убирает за ними, заходит в дом. Вернулась переодетая и остановилась возле столика Генри:

— Месье Генри, вам еще что-нибудь принести? Кофе или чай? У меня есть пирог со сливовым наполнением. Теплый и очень вкусный. Я его совсем недавно для вас приготовила. Я вижу, вы вино не очень активно пьете.

— После вина кофе совсем не хочется. Давайте попробуем ваш пирог с чаем. Вы не составите мне компанию?

— С удовольствием, я сейчас принесу все.

Генри глядит на священнодействие Софи с некоторым удивлением. Соглашаясь на чай, он не представлял, что церемония будет обставлена так капитально. В его понимании чай — это чайник с кипятком, заварка в пакетиках или россыпью, сахар и в лучшем случае пирожное. А тут Софи сначала убрала все со стола, постелила полотняную скатерть цвета слоновой кости и две салфетки в тон ей. Затем торжественно вынесла мельхиоровый поднос, на котором густо уставлены атрибуты чаепития: пузатый чайник, масленка, вазочка с вареньем, сахарница, нарезанные ломтики лимона на изящном блюдце. Десертные тарелочки, розетки, вилки, ложки, ножи она принесла отдельно и аккуратно положила на оба края стола. И, наконец, фарфоровые чашечки с блюдцами и пирог.

— Красивая посуда.

Разглядывает чашку, у которой с одной стороны сценка чаепития: дамы XVIII века в шляпках с перьями вокруг изящного столика на грациозных ножках, а с другой стороны — вензеля, украшенные баронской коронкой.

— Да, это все из семейного сервиза моего покойного мужа.

Торжественно приносит бутылку с коньяком двенадцатилетней выдержки, наливает в две рюмочки, но бутылку ставит на большой стол. Туда же ставит пепельницу, кладет зажигалку и пачку сигарет:

— Не волнуйтесь, месье Генри, чай и все прочее — это мое угощение.

Генри пожал плечами, обозначив свое спокойствие.

Он не знал, что во Франции во все времена приглашение на чаепитие на открытом воздухе считалось единственно верным началом продолжительного знакомства. Но сразу же подумал — это все неспроста. Нужно поддерживать светский разговор. Но как? Кажется, положено за таким торжественным чаем говорить о погоде. Или это в Англии так положено?

Но Софи начала разговор сама:

— Месье Генри, вы в первый раз у нас в Мозеле?