Дмитрий Дубинин - Код Гагарина

Говорил он, разумеется, по-английски.

Женщина не откликалась.

— Ну вот, что мне с ней делать? — развел руками Дэвид. — Она только плачет и кричит иногда.

— Боже мой, кто же это с ней сотворил такое? — от ужаса у меня даже горло сдавило.

— Никто. Она сама, — сказала Таня.

— Как… так?.. — сказать, что я испытал очередной шок, означало не сказать ничего.

— Она пожертвовала своей рукой ради Грааля, — мрачно произнес Дэвид. — Никого специально не спрашивая. Просто взяла и ударила себя топором. И как теперь оказалось, зря…

— Саша, — сказал я по-русски. — Как бы там ни было, тебе надо уходить отсюда. Жизнь не кончилась, постарайся это понять.

Ноль эмоций.

И тут Таня сделала нам жест рукой: идите, мол, отсюда. Мы с Дэвидом повиновались. Таня закрыла дверь комнаты изнутри. Я прикурил сигаретку из своих скудных запасов. Жалко мне было, конечно, сестру Кэсси. Кто бы она ни была, какая бы она ни была, но такой участи я бы не пожелал и врагу. И такого фанатизма. Конечно, мы находились по разные стороны баррикад, если говорить метафорами, но активных боевых действий друг против друга не вели. И если вспомнить ту ночь в Шатунихе…

Прошло какое-то время, из комнаты донесся легкий шум, потом открылась дверь, и Кэсси появилась на пороге. Бледная, осунувшаяся, с глубоко запавшими глазами, и она теперь стала внешне другой; уже совсем не похожей ни на ту уверенную в себе леди в дни нашего первого знакомства, ни на женщину-вамп, владеющую приемами сексуальной магии по методу Кроули. Таня сопровождала ее, чуть приотстав и держа руку на ее талии. Кэсси взглянула на меня и тут же отвела взгляд. Потом обратилась к Старлингу, произнеся короткую фразу на английском:

— Поехали, брат Дэвид. Я готова.

Кажется, она что-то хотела сказать мне на прощание, но передумала, открыв и сразу же закрыв рот. Я и сам думал, что надо что-нибудь произнести, но вот что? Поэтому мы просто чуть наклонили головы. То же самое сделал и Дэвид. Но уходя, Кэсси чуть задержалась и порывисто обняла Таню, чем несказанно меня удивила. Еще более меня удивило то, что Таня задержала Кэсси в объятиях на пару секунд.

— … Я думаю, не надо спрашивать, каким образом ты убедила ее встать и пойти? — несколько риторически поинтересовался я.

— Не надо, — подтвердила Таня. — Это сложно объяснить. И вообще я вычеркнула ее из нашей жизни. Надеюсь, навсегда… Поехали домой, Маскаев. Я устала. Очень устала.

— Чуть позже, — сказал я, когда мы вышли на улицу, в сумерки Угольного переулка.

— Когда позже? — насторожилась Таня. — А разве не прямо сейчас?

— Завтра утром первым же автобусом, — сказал я.

— Почему завтра?

— Осталось одно дело, — сказал я.

— Мне вот твои дела… — начала было Татьяна, но я как мог убедительно заговорил и в конце концов настоял повременить с отъездом домой еще на несколько часов.

… Почти в полной темноте мы добрались до Рождественки — практически до того самого места, где пару дней назад Эльвира и я едва не впали в панику, когда воображение рисовало (по крайней мере мне) всадников Апокалипсиса в небе. Сейчас на берегу Оби — того места, где она начинала свое течение — не было ни души. Освещая себе дорогу светом фонаря, мы пробрались через высокую траву к лодочной станции.

— Надеюсь, ты не собираешься угонять лодку? — шепотом спросила Таня.

— Именно это я и собираюсь сделать, — сказал я. — Не бойся, я здесь уже был вчера, тут никто ничего не охраняет. Залезай через борт!

— Мы что — поплывем домой так? — последовал очередной вопрос, когда я оттолкнул простую рыбацкую лодку от берега и вставил весла в уключины.

— Нет. Дел у нас всего на несколько минут.

Я устроился поудобнее на средней банке, отполированной до блеска чьими-то штанами, поставил рядом фонарь и погрузил весла в реку, с наслаждением заслышав негромкий плеск воды под носом лодки и лопастями. Ритмичное постукивание уключин навевало легкую ностальгию — я ведь вырос на больших реках. Волга, Лена, Обь…

Хаотичное покачивание лодки и усилившийся плеск волн сказали мне, что я добрался до майдана, где в хаосе круговерти смешивались воды Бии и Катуни. Берегов отсюда видно не было, они скрылись почти в полной тьме.

— Маскаев, я тебя боюсь, — серьезно сказала Таня.

— Не бойся. Смотри лучше сюда. Смотри внимательно, потому что ты этого никогда больше не увидишь.

С этими словами я вынул из рюкзака, в котором еще недавно лежала рука Кэсси Роузволл, предмет, обернутый в плотную бумагу, в какую обычно заворачивают металлические или деревянные детали.

— Что это? — спросила Таня и, когда я направил на этот предмет свет фонаря, негромко ахнула: — Неужели это… Он самый?!

— Именно, — сказал я.

— Как он у тебя оказался?

— «Ткачи» запихнули его туда, куда, думали, я не буду заглядывать — не успею или вообще не стану.

Я мог бы сказать, что пока Монин и Эльвира возились с колесами, я целенаправленно обшарил все укромные места в «хайсе». И, как оказалось, не зря. Под обивкой потолка новый тайник мне удалось обнаружить меньше, чем через две минуты.

Но я промолчал. И Таня молчала минуты три. Тишину нарушал только плеск волн под днищем лодки.

— Я не думала, что он… такой… Думала, выглядит совсем иначе.

— Я тоже не знал, как он выглядит на самом деле. И ведь никто толком не знает, кроме считанных единиц… И, самое главное — больше этого никто и никогда не узнает. Потому что не увидит.

С этими словами я выставил руку за борт рыбачьей лодки и разжал пальцы. Легкий плеск воды… И пусть меня назовут безмозглым идиотом, кретином и параноиком, но я был уверен — есть в мире вещи, которые должны оставаться лишь символами, не превращаясь в материальные объекты поклонения. Перефразируя известную книгу, не сотвори себе искушение. Оно не доставит спокойствия ни атеистам, ни верующим. Пусть уж в религии все будет как есть — на то она и религия, причудливо сотканная из легенд и мифов, которые должны оставаться лишь старыми страшными сказками.

— Маскаев… Ты понял, что сейчас сделал? — спросила Таня.

— Конечно.

Еще несколько секунд мы слушали биение волн.

— Знаешь… Я думаю, ты это правильно сделал.

— Я тоже на это надеюсь… Ну вот, теперь можно и домой.

— Конечно, — сказала Таня. — Пусти меня рядом, на второе весло. Я тоже хочу погрести, мне надо немного подвигаться. Холодно очень.

— Садись, — сказал я, смещаясь к правому борту. Татьяна уселась возле левого, взяла в руки весло, и мы, соприкасаясь плечами, почти сразу же взяли единый ритм и направили лодку обратно к берегу.

Насколько мне известно, никто из представителей каких бы то ни было «органов» не беспокоил более ни «ткачей», ни Андрея с Татьяной, требуя подписку о неразглашении, или что-то еще. Никто не «занимался» и американцами, которые действительно в самом скором времени улетели в Штаты. Их миссии в России, казалось бы, пришел конец. Но! По словам Татьяны, спустя шесть или семь месяцев к ним в квартиру позвонил некий человек средних лет, представился «мастером» и заявил, что Андрей Маскаев ступил на очередную ступень посвящения, перейдя из «учеников» в «подмастерья». Естественно, Татьяна сама не слышала, о чем беседовал Андрей с этим визитером, но его слова она запомнила.