Андрей Воронин - Инкассатор. Пуля всегда права

— Неясно, падишах. Сработано профессионально. Уж не вдовушка ли киллера наняла?

— Баба? Не верю. Хотя… В этой стране мужики такую волю им дали, что плеваться хочется. Скоро они паранджу наденут вместо баб.

— Наденут, падишах. Непременно наденут. А мы что с этой фирмой делать будем? На вдову надавим?

— Подожди, не спеши. Сейчас не до этой фирмы, можно в сто раз больше под шумок схватить. Все у тебя? Ах, да, Кардинал…

Гуссейн вытащил из пачки сигарету — звать специального человека для раскуривания кальяна не хотелось, а самому было лень. Гарик предупредительно щелкнул зажигалкой и отошел, не мешая хозяину думать.

Градский был фигурой весьма загадочной. Гасанов так до конца и не понял, какую роль играет этот человек в славянской иерархии и как это соотнести с мусульманской. Кто он? Муфтий, кадий, улем? Шайтан его знает. Но, понимая, что Кардинал пользуется у «неверных» большим авторитетом, азербайджанцы и прочие мусульманские авторитеты не рисковали с ним ссориться. Но теперь Кардинал влез в дело, в которое ему соваться не стоило. «Уж не он ли навел на меня этих, в камуфляже? — думал Гуссейн. — На кого же он работает?»

Гуссейна всерьез интересовал еще и тот факт, что Костю Васнецова долго никто не искал: по сведениям, полученным от купленных ментов, в милицию не заявлял и частных сыщиков на уши не ставил. О том, что налету на его схрон бригады неизвестных предшествовало нападение Пака, он не знал. Ли Хой так и не вернулся к нему; возможно, погиб, возможно, сбежал. Чего хотеть от этого китайца? И вот возникает Кардинал. Значит, кто-то все-таки зашевелился. Но кто? Васнецов убит, а эту женщину, Костину мать, Гуссейн, как любой восточный мужчина, в расчет не принимал.

Оставалось одно: расспросить самого Градского. И так расспросить, чтобы он ответил. Гуссейн с детства не любил загадок и делал все возможное для того, чтобы получить разгадки. Любой ценой.

Когда заспанный Петрович, в бороде которого запуталось перо, вылезшее из подушки, отворил дверь своей хибары, он сперва подумал, что после вчерашнего перебора у него в голове завелись кони буланой масти. Филатову, явившемуся в четыре часа утра во главе компании из трех мужиков и двух красивых, но помятых баб, с трудом удалось убедить бывшего бригадира в том, что означенное животное спокойно пасется где-то на другом пастбище.

— Бля, Юрок, ты это иль не ты? — в пятый раз вопрошал Петрович, мутным с перепою взглядом перебегая с одного ночного гостя на другого.

— Ты, может, в хату пустишь или нам до утра на дворе канать? — подпустил блатной фени десантник, знавший, что его приятель долго сидел в тюрьме за убийство собственной жены, которого, впрочем, он не совершал.

Петрович посторонился и сказал:

— Заходьте, только тихо. У меня Танька малая живет. Не разбудите…

Это была новость. Филатов даже не предполагал, что девчонка, приехавшая с Петровичем в Москву из медвежьего уголка Сибири, опять поселилась у него.

— Подожди, так ей же вроде койку в общаге дали? — удивленно спросил он.

— Дать-то дали, только не ужилась она с этими бл…ми. Там не общага, а бордель. А эта, блин, «плечевая», — вспомнил он эпизод из непростой биографии девчонки, — не привыкла, когда мужики из окна прямо в постель прыгают. Вот и вернулась ко мне. Ничего, живем.

Они вошли в горницу, и Филатов сразу почувствовал присутствие женщины в доме: тут было чисто прибрано, посреди стола стояла ваза хотя и с искусственными, но все-таки цветами, на окнах висели белоснежные занавески. Такого порядка у Петровича отродясь не было.

Компания Филатова устроилась на диване, сам десантник и хозяин сели за стол.

— Петрович, помощь нужна. Можем мы у тебя на несколько дней зависнуть, но так, чтобы ни одна живая душа не знала?

— А чего нет? Можете. Только вот барышню вон ту, — он показал корявым пальцем на Катю, которая уже посапывала, опустив голову на плечо Зины, — спать надо укладывать.

В этот момент из боковушки появилась худенькая фигурка, задрапированная поверх ночной сорочки в огромную цветастую шаль из тех, что делали неподалеку отсюда, в Павловском Посаде.

— Вот, Татьянку разбудили, — недовольно буркнул Петрович. — Ну, коли уж проснулась, устрой этих мадамов на постой в моей комнате на диване. Я-то, судя по всему, сегодня до койки не доберусь.

Таня во все глаза смотрела на невесть откуда взявшегося Прекрасного Принца из ее снов — Юрия Алексеевича Филатова. Он действительно снился ей чуть ли не каждую ночь, и ничего поделать с этим она не могла. Так что присутствие в доме незнакомых девушек, одна из которых могла вполне оказаться его любовницей, ее отнюдь не порадовало.

Так и не сказав ни слова Филатову, — боялась, что разревется и бросится к нему, — Таня хмуро пригласила девушек:

— Идемте, я вам постелю.

Сказав это, она тут же повернулась к двери в комнату Петровича.

Зина осторожно растормошила Катю, помогла ей подняться и попросила:

— Катю уложите, Татьяна. Я здесь побуду.

Так и не проснувшаяся до конца девушка нетвердой походкой побрела за Таней, которая уже подумала, не пьяную ли бл…ь принесло на ее голову. Но по здравому размышлению и отсутствию соответствующего запаха она от этой мысли отказалась.

— А вы-то спать будете или разговоры станем говорить? — решил уточнить Петрович. — Если разговоры, то я сейчас принесу…

— Неси, Петрович, неси, — подмигнул Филатов. — А то мы в Москве кое-чего не договорили, — намекнул он на недопитую водку, оставшуюся в Катиной квартире.

Бригадир вышел в сени, откуда низенькая дверь вела в кладовку, и вернулся с огромной бутылью, наполненной мутноватой жидкостью.

— Пьешь такое? — спросил он Филатова.

— Петрович, я тебе еще год назад говорил, что в Афгане мы пили горячий спирт из алюминиевых котелков. Так что…

— Вот, елки-палки, сто лет самогона не пил! — восхитился атаман.

Пак, как всегда, промолчал, Зина хмыкнула, а Филатов вытащил затычку из старой газеты и, словно химик к реактиву, принюхался к содержимому сосуда.

— Хорош, — вынес он свой вердикт. — Сколько раз перегонял?

— Два, — с гордостью ответил Петрович, выставляя на стол стаканы и закуску. — А ты хоть бы познакомил с людьми, что ли, а то сидишь, самогонку нюхаешь…

— Ох, прости, голова уже не варит, после такой ночки-то. Это Зина, журналистка. Ту девушку, которую спать отправили, Катей зовут. Это Максим, казачий атаман теперь и подполковник десанта в прошлом. А это Пак, великий мастер рукопашного боя. Он сегодня это продемонстрировал.

Гости с ироническим достоинством кланялись по мере представления. Пак был бесстрастен, атаман весел, а Зине казалось, что они попали в избушку какого-то лесовика, несмотря на то что оные персонажи в сказках малорослы, а огромный бородатый Петрович задевал головой древнюю люстру, свисавшую с потолка.