Аслан Кудабаев - Сила одного

Поэтому когда в очередной раз Шрам появился в “Медее”, за его столик подсел крепкий, спортивного вида парень. Положил одну ногу на стол. Сказал:

— Угости меня пивом.

Шрам внимательно взглянул на него, затем, кивнув, приподнялся и, внезапно схватив застигнутого врасплох братка за ступню, быстро и сильно провернул ее на сто восемьдесят градусов.

На несчастного парня было жалко смотреть. Совершив в воздухе невообразимое сальто, он со всего размаху шлепнулся на твердый бетонный пол. И остался лежать на нем без движения.

Зато его приятели— братки, наблюдавшие за происходящим, сидя за обеденным столом, — подскочили, словно ошпаренные. И всем скопом бросились на стоявшего в одиночестве Шрама, чтобы поддержать свою покачнувшуюся сейчас на глазах многочисленных зрителей репутацию. Но поддержать свою репутацию им так и не удалось. Шрам сокрушил ее окончательно. Вертясь, как взбесившийся гигантский волчок, он расшвыривал здоровенных, но гораздо менее искушенных в искусстве рукопашного боя братков. Победа Шрама была полной. Спустя каких-нибудь десять минут после того, как он, сопровождаемый злорадными взглядами, вошел в бар, как все считали, в качестве смертника, он уже вышел оттуда абсолютным победителем. После этой потасовки дела для шрама могли кончиться еще хуже— братки всерьез решили взять его “на ножи”. Но при их первой же подобной попытке Шрам выхватил откуда— то из-за пояса огромный боевой пистолет “степной орел” и одним выстрелом в голову уложил на месте того самого, уже покалеченного им братка, который был наиболее активным.

А затем, без всяческих предисловий, предложил остальным работать с ним. И вместо безделья и пьянок— делать деньги по-крупному. Такое предложение браткам пришлось как раз впору. Они уже давно с завистью смотрели, как живут припеваючи братки из других районов. Как, не стесняясь, целыми снопами рубят “капусту”. Разъезжают на крутых тачках, имеют роскошных девчонок. И не считают денег. Это ли не настоящая жизнь?

А им почему-то ни в чем не везло. Вернее, все у них как-то не ладилось, не выходило. Словно начинали не с того конца. Не было им удачи ни в чем. И главарь у них был какой-то вялый. И бестолковый. Больше внешних понтов, чем реального дела. Поэтому о его гибели никто из братков особо не загрустил.

Но в Шраме братки сразу почувствовали настоящую силу. И поняли— вот их шанс. Пришел настоящий, серьезный лидер, который сможет повести их за собой. Туда, куда им давно хотелось— к большим деньгам, сладкой, веселой жизни.

Поэтому, для виду немного поломавшись, братки в конце концов согласились работать со Шрамом.

И жизнь у них понеслась. Вернее, не понеслась. Сначала— поехала. Ни шатко ни валко, но уже— куда следует. К большим и легким деньгам. Правда, деньги эти оказались не совсем легкими. Прежде всего каждый должен был беспрекословно повиноваться. Одному только Шраму. И лишь в тех случаях, когда Шрам отсутствовал, Холеному, его правой руке. В привыкшей к воле братве Шрам ввел настоящую армейскую дисциплину.

Дела же, которыми браткам приходилось теперь заниматься, тоже поначалу вызывали у них помимо усталости и недовольства еще удивление и непонимание. Больше всего им поначалу приходилось следить. Следить за другими, тоже, по всей видимости, скрытно действовавшими братками. Те перевозили откуда-то какие-то ящики. Но вплотную этими непонятными братками— конкурентами им предстояло заняться в дальнейшем.

Сейчас же основной упор Шрам сделал на то, чтобы навести “порядок”в своем районе: прошерстить “коммерсов”, построить мелких беспредельщиков и, конечно же, продемонстрировать свою силу браткам из других районов города. Чтобы узнали, зауважали, считались.

Целей этих Шрам со своей бригадой добился легко. Еще бы. Ведь первое, что сделал Шрам, — это постарался вбить в головы своих отвязных парней, что значит настоящая дисциплина и насколько она важна в любом деле. Ведь дисциплина— это прежде всего точность, скорость и согласованность всех действий, которыми Шрам подминал под себя район. И район прогнулся под него как миленький. Все, прежде гордые и непокорные, стали шелковыми и покладистыми. С таким же успехом Шрам вполне мог бы под себя и весь город подмять. И жить себе припеваючи, посчитывая барыши. Но Шраму не это нужно. Другое. А что— никто не знал. Даже Холеный, которого Шрам приблизил к себе за особую преданность. Преданность— и сходство характеров. Внешне Холеный и Шрам не похожи. Шрам— высокий, широкий, с квадратной челюстью— в общем, прирожденный убийца. А Холеный— он и есть Холеный: гладкий, с виду покладистый. Но обманчива внешность Холеного. Обманчива эта покладистость.

Внутренне Холеный— такой же, как и Шрам. Жестокий, постоянно жаждущий крови. И власти. Причем безграничной и безраздельной. Вот будь он на месте шрама, точно на одном районе не стал бы останавливаться. Подмял бы под себя весь город, район, губернию. А, может, со временем— чем черт не шутит? — и всю Россию. А Что, не смог бы разве? Еще как смог бы. Ведь только сам он, Холеный знает, на что он способен. А ведь он способен на многое. Ничего, придет его время, все еще узнают— на что. Будут слышать про его успехи и удивленно покачивать головами: надо же, как высоко поднялся Холеный… “А мы и не думали. Вот ведь настоящий мужик…настоящий титан… настоящий гений”, рисовал в своем мозгу радужные мечты Холеный. Ничего, частенько говорил он себе, еще придет его время. Станет он самым “крутым”. А пока приходится ему ходить под начальством Шрама. Впрочем, Шраму Холеный подчинялся с какой-то даже самому себе не со всем понятной охотой. Умеет этот человек внушать другим желание себе подчиняться, думал Холеный, и у такого ему, Холеному, есть чему поучиться.

Шрам обо всех этих диких бреднях Холеного понятия не имел. Впрочем, и интереса познать тайные мысли своего подчиненного тоже совсем не испытывал. Просто считал Холеного незаменимым, подходящим ему во всех отношениях помощником.

Дела их улучшались день ото дня. Жизнь и настроение бригады Шрама— тоже. Только Шрам был невесел. На все зверем глядел. Видно по глазам— маялся, бесился про себя. И так пытался подкопаться под босса Холеный, и эдак. Нет. И не пролезть к нему в душу.

А Шрам, когда оставался один, думал о многом. О том, что прежде всего составляло смысл его жизни— ребенок, жена… которых он потерял. Потерял навсегда. Но об этом Шрам старался не думать, не вспоминать. Слишком далеко ушла боль, и слишком она глубока. Зацепишь ее— еще, чего доброго, весь изойдешь кровью. И не выполнишь того, ради чего он все это затеял. Шрама мучила еще и другая печаль. Недавняя. Виновником которой был он сам. В минуты одиночества сидел Шрам за бокалом коктейля и вспоминал о своем недалеком прошлом. О том, как чудом выкарабкался с того света. О той, которая в этом ему помогла. И которую он потом бессовестно бросил.