Александр Золотько - Разборки под прикрытием

Тем более, что был повод и подходящее настроение. Он все еще пинал потерявшего сознание Горба, когда Большой Олег вернулся с крыльца.

«Джип» уехал, увозя, помимо Гринчука, Аркашу и Стоянова.

Капитан оказался куда более предусмотрительным и осторожным, чем Горб. Получив указания от Гринчука, он не стал уточнять лично, а позвонил Сергееву по телефону.

– Ты не обижайся, – сказал Гринчук, сидевший за рулем, когда, после пяти минут телефонного мата, Стоянов с совершенно бледным лицом спрятал мобильник, – но начальник у тебя – полное дерьмо и гнида. А я даже зауважал его поначалу. Думал – мужик. А вышло… И ко всем его недостаткам – трепло.

Стоянов спорить не стал. Чего тут спорить? К тому же почему-то всплыла в голове фраза, сказанного во время ночного телефонного разговора бывшим однокурсником.

С ним лучше не спорить, сказал однокурсник. Он никогда и ничего не делает, не просчитав все возможные варианты. Это понять можно. Но, что у его недоброжелателей начинаются проблемы… Это нельзя объяснить. Это какая-то мистика.

– Какая-то мистика, – прошептал Стоянов.

– Ты что-то сказал? – спросил Гринчук.

– Молюсь, – неожиданно для себя ответил Стоянов.

– Что так?

Стоянов пригладил волосы.

– Юрий Иванович… Товарищ подполковник…

– Что?

– Я вас очень прошу – не убивайте меня, – тихо сказал Стоянов. – Я все скажу… Честное слово! Все, что знаю… Только не нужно… Я вас прошу…

Гринчук резко остановил машину на повороте, над обрывом:

– Совсем с ума сошел?

– Я звонил… Это я звонил ночью к вам… в город… И мне рассказал… знакомый мой рассказал… о вас… Пожалуйста…

– Хочешь исповедоваться, сын мой? – спросил Гринчук. – Похвально.

Стоянов достал из кармана чистый платок и вытер лоб. На рубашке проступили пятна пота.

– Аркадий, – спросил Гринчук, – ты про тайну исповеди слышал? Пойди постой над морем, полюбуйся, как солнечные лучи нежно целуются с прохладными волнами… Тут товарищ капитан будет сейчас сдавать всех и вся.

Клин вышел из машины.

– Тебя, кстати, как зовут, капитан Стоянов?

– Дмитрий. Дмитрий Иванович…

– Ты что ж так перепугался, Дмитрий Иванович? Разве я страшный?

– Страшный… – честно сказал Стоянов. – Я в жизни так не боялся…

– И хватит о хорошем, – подхватил Гринчук. – Теперь – о плохом. И как можно подробнее. С фактами, именами, паролями и явками.

– Ну что вы на меня смотрите? – жалобным голосом спросил Дедов, когда Горба вынесли из здания. – Я ничего об этом не знаю… Я ничего не делал.

– Я тоже, – сказал Олег. – И вон Толик тоже говорит…

– Не я, – подтвердил Сергеев.

– И выходит, что никто из нас ничего не знает о том, что и как здесь произошло. Известно одно – пропала женщина… По нашей методике, между прочим, пропала, но мы к этому не имеем никакого отношения. Тогда кто? – Большой Олег достал из бара бутылку коньяка, отвинтил пробку и глотнул, прямо из горлышка. – Кто крыса, ребята?

Дедов потер горло.

Сергеев набрал номер на мобилке:

– Это Сергеев. Через полчаса у меня в кабинете – совещание. Да. Собрать всех. И тех, кто в отпуске. Я переведу всю нашу богадельню на казарменное положение… Выполняй.

– Что-то придумал? – поинтересовался Олег, но Сергеев только отмахнулся.

Он встал с кресла, подошел к столу, на котором лежал листок бумаги с телефоном Гринчука. Набрал номер.

Гринчук отозвался сразу.

– Юрий Иванович, вы говорили, что забрали, по просьбе жены, фотографии из киоска… Вы не могли бы мне эти фотографии передать. Или негативы… Негативы даже лучше. Цифровой фотоаппарат… Ладно, если вы не возражаете, мы посмотрим, не сохранились ли снимки в компьютере у фотографа. Меня интересует, где и когда ваша супруга фотографировалась.

Сергеев выключил телефон.

– Вот, – сказал назидательным тоном Гринчук Стоянову. – Вот теперь ваш начальник начинает работать серьезно, а не плакать. Это хорошая идея – поминутно восстановить, что и где делала моя жена с момента приезда в город. Пусть он ищет, а мы с тобой начнем несколько с другой стороны. В вашем вольном городе все пассажиры всех машин регистрируются на въезде?

– Да. И автобусов.

– И номер машины и адрес водителя?

– И адрес, куда приехавший поселился. И тот, у кого он поселился, сообщает об этом нам… – речь Стоянова стала торопливый, словно он боялся не успеть вовремя ответить на вопрос. – Из гостиниц, пансионатов… Те, кто на рейсовом автобусе приезжают – регистрируются по месту поселения. У нас всё записано…

Гринчук отвел взгляд и покачал головой. Дмитрий Иванович напоминал ему медузу, выброшенную на берег. И вызывал такие же чувства – не жалость, а гадливость.

– Выясни, – сказал Гринчук, – кто привез в город Ингу. И поехали к нему. А то, сдается мне, что в городе, того и гляди, эпидемия начнется. И те, кто останется в живых, позавидует мертвым.

А здешние горы напоминают сжатые кулаки, – подумал Гринчук.

Сжатые от боли, от ярости? Не понять.

От страха?

Гринчук покосился на сидящего рядом Стоянова. Тот смотрел прямо перед собой и что-то, кажется, шептал. Губы еле заметно шевелились.

Гринчук снова перевел взгляд на дорогу. Над асфальтом дрожал воздух, собирался в ртутные лужицы, блестевшие в солнечных лучах.

Люди как люди. Влиятельные, сильные… Не могли они попасть на нынешние свои места, не проявив хватку и умение идти по головам других. Пусть они всего пять лет сидят на своих теплых местах… Но ведь сидят, никто не смог их вышибить…

И вдруг в одночасье, стоило кому-то чуть надавить… Прижать немного.

И потекли серьезные ребята.

Даже вот этот, сидящий рядом, холеный и ухоженный кот в звании капитана милиции, превратился черт знает во что только потому, что вдруг поверил в сплетни, переданные по телефону.

– Ты адрес выяснил точно, не напутал? – спросил Гринчук.

– Нет, нет, я все точно… Веселая, дом пять, – это почти за городом, километра два отсюда. Сейчас по дороге налево, до перекрестка, потом направо, через рощицу. И вниз, – Стоянов снова достал платок и вытер лоб.

– Всё будет нормально, – пообещал Гринчук. – Не дергайся. Если ты все сделаешь правильно – я тебя вытащу. Честное слово… Значит, тут направо?

– Да, – Стоянов указал рукой. – Вот сюда. А тут…

– А тут – рощица, – кивнул Гринчук, останавливая машину. – Я помню.

– А чего мы остановились? – спросил Стоянов.

– По физиологической надобности, – Гринчук вышел из машины, потом вернулся, погрозил Стоянову пальцем и ушел, забрав сумку с деньгами.

– А на Западе, говорят, за то, что отлил в лесу, могут посадить, – подал голос молчавший все время на заднем сидении Аркаша. – У нас в отряде мужик был…