Александр Золотько - Разборки под прикрытием

– Но сильно удивили. Они ведь ничего мне не сказали за все это время. Просто вошли, связали, заткнули рот и принесли вот сюда. Когда я попросился в туалет, предложили ходить под себя. И выпили трехлитровую банку вина…

– Ябедничать нехорошо, – сказал Гринчук. – В конце концов, они гости. Что вам, вина жалко?

– У Фадеева в «Разгороме» есть замечательная фраза – Для хорошего человека дерьма не жалко – Рубин потер руки, начал массировать колени. – Ноги затекли. Вы не возражаете, если…

– Возражаю, – Гринчук поставил перед собой на пол сумку. – Во-первых, по поводу дерьма и хороших людей. Это не из Фадеева, а из Шолохова, «Поднятая целина». У Фадеева тоже есть такое же сипатичное сочетание, но в другом порядке. Что-то типа, дерьма не жалко для хорошего человека. А, во-вторых, мы будем разговаривать…

– А если я…

– Я вас снова привяжу, сломаю, на всякий случай, ноги, и мы все равно будем разговаривать. Какой вариант предпочтем?

Рубин тяжело вздохну:

– Грубые настали времена. А ведь вроде – начитанный человек. Даже меня уличили…

– Вы обещали мне помочь.

– Да, как же, – засмеялся Рубин. – Только я попытался, как появились ваши головорезы…

– Не получилось… – без выражения сказал Гринчук. – То есть, ничего вы не узнали…

– Отчего же? Кое-что я узнал. Оказывается, ваша супруга заходила в газету к Леше Рябушкину. Хотела дать объявление, обещала зайти чуть попозже… Мне нужно в туалет, в конце концов.

– А вы отпускали своих учеников? – Гринчук рассматривал свои руки. – С урока. Идет урок, он отвечает и вдруг – можно я выйду? Отпустили бы?

– Я не ученик…

– Но отвечаете, – криво улыбнулся Гринчук. – Иногда наступает момент, когда нужно ответить. За всё.

– За что мне нужно отвечать? – уточнил вкрадчивым голосом Рубин. – За то, что я плохо ремонтирую обувь? Или за то, что подрабатываю иногда доносительством? За что?

Гринчук смотрел молча и улыбался.

– Что вы на меня уставились? Жадность моя… Я разве виноват, что…

– Вы когда собирались уехать из города? – спросил Гринчук. – Вот, собрать вещи, всё бросить и уехать. Когда?

– И не собирался я вовсе…

– Понимаю – менять город, в котором вы всех знаете, вас все знают, на нечто чужое… Кто вы там будете, в чужом городе?

– Прицепились… Я не собирался уезжать. Я не люблю уезжать отсюда…

– Это я понял, – кивнул Гринчук. – Понял. Долго думал, напряженно, а потом – понял. Почему, думал я, всё происходит в Приморске? Почему такая неосторожность? Все об этом думали, некоторые решили, что здесь есть засекреченная лаборатория по обработке людей, кто-то искренне полагал найти здесь служителей ада… Практически все рассчитывали на архив. Здоровенный архив, сотни и сотни листов компромата… Тайную организацию с гигантскими планами боялись встретить. Планы строили, гипотезы, блин… А всё… Всё лишь иллюзия.

– Людям вообще свойственно увлекаться иллюзиями, – тихо сказал Рубин. – Если им не подбросить очередную, они начнут строить сами. Реальный мир слишком пресен.

В углу подвала что-то зашуршало, Гринчук оглянулся.

– Не бойтесь, это всего-лишь крыса, – Рубин снова потер колени. – Никак не могу вывести крыс.

– У них нет иллюзий, – подсказал Гринчук.

– Представьте себе – нет. Просто жрут они свою пресную действительность…

– И получают удовольствие от процесса.

Рубин засмеялся.

– А вы запомнили. Молодец. Я всегда восхищался людьми с хорошей памятью. Вот у меня, например, очень хорошая память. Некоторые называют ее учительской… Я помню имена и фамилии, даты и адреса… Помню всех, кого учил… Не поверите – даже кому что, когда и за что поставил. Для меня есть люди, которые помнят, и… хлам, извините.

– У меня был учитель, – Гринчук поднес к лицу разбитые костяшки, – он любил ставить задачи на время. Сложные – но на время. Пятерку получал тот, кто успевал первым. Делил нас на пары и давал задачу. Если ты смог собраться, сконцентрироваться на ней и найти решение – ты получал пятерку. А опоздавший – двойку. Он говорил, что процесс доставляет удовольствие только животному, человек должен стремиться к результату.

Рубин промолчал. По лицу было видно, он начинает волноваться.

– Да вы не волнуйтесь, – успокоил Гринчук. – Не нашли – и ладно. Будем искать. Меня интересует другое… Что вам все это давало? Ради чего это всё?

– Вы о чем?

– Вы прекрасно понимаете…

– Я не понимаю, – повысил голос Рубин. – Я не понимаю…

– Я думал – почему Приморск? Это ведь опасно. Рано или поздно… А потом вдруг как пробило. Кто-то сам выбирает жертву. Смотрит на предложенного кандидата, сам присматривает… Хозяйским взглядом. Это кто-то местный, и не с самого верха. Может быть даже…

– Даже сапожник? – глаз Рубина не было видно – свет падал сзади, только морщины и тень от складок кожи.

– Да, сапожник. Хотя конкретно об этом я и не думал. Ехал сюда… – Гринчук потер пальцами мочку уха. – Рассчитывал на экспромт… и на иллюзию. Только на нее, если честно.

Рубин скрестил на груди руки.

– Потом… потом понял, что это вы, уважаемый Владимир Максимович.

– Что вы говорите? И что же вас к этому подтолкнуло?

Крыса снова зашуршала за ящиками.

– Случайность. Я бы всё равно вышел на вас… Все равно бы вышел, я готовился именно к этому длительному пути, но потом произошла та самая случайность… Со мной захотят поговорить. Лично, так сказать. Это я так предположил… Пришел к такому выводу, если хотите… Отсюда мораль… – Гринчук потер лоб, снова возвращалось головокружение, в подвале нечем было дышать. – Мораль… Смотреть и искать странности и внимательно относиться к тому, кто захочет со мной переговорить лично… Очень простой метод.

– И скольких же вы заподозрили – примем ваше воспаленное воображение за реальность – скольких в нашем городе вы заподозрили?

– Один мой знакомый говорил иначе – будем логичны в рамках предложенного бреда…

– В рамках бреда, так в рамках бреда. Мне уже даже стало интересно. Скольких…

– А всех, кто полез ко мне с разговорами. Обоих. Вас и одного из ваших учеников… – скрипнула дверь, и Гринчук обернулся, прислушался.

Тишина. Только крыса хозяйничает за ящиками.

– Вас и капитана Стоянова. Димона. Потом – только вас.

– Но почему же не Диму? Он один из лучших моих учеников.

– Дерьмо этот ваш ученик. Бездарное дерьмо. Был готов сдавать всех, лишь бы самому уцелеть…

– Он и в школе был такой. Но ведь это не недостаток… Он умеет выживать. Если бы все героически встречали смерть лицом, кто бы продолжал род человеческий… Вот у вас дети есть? Нет? Некогда было размножаться? Или ваш больше интересовал процесс, признак, так сказать, животного?

Гринчук потер лоб, медленно покачал головой: