Валерий Барбашов - Крестная мать - 2

Конечно, редко кто из матерых преступников так просто колется. Крупенников с Русановым хорошо это понимали. С Саламбеком, да и с остальными чеченцами придется много и терпеливо работать: снова допрашивать, проводить следственные эксперименты, выявлять новых свидетелей, строить новые версии убийства Глухова, искать заказчиков этого преступления, а они — это становилось очевидным — были здесь, в Придонске. Саламбека Мусаева и его людей, конечно же, использовали, убрали директора завода с их помощью, но кто? С кем Мусаев знаком здесь, в городе? Кому из его знакомцев мешал Глухов? Почему его решили убить?

Майор Латынин с коллегой из управления милиции нашел дом, где почти три месяца жили чеченские боевики, — это оказался особняк некой Анны Никитичны Бурдыкиной, администратора театра юного зрителя. Женщина призналась, что чеченцы жили у нее с весны, что иногда их тут собирался «целый взвод», как она выразилась. Постоянно приезжали и уезжали какие-то новые люди, но ничего плохого она за ними не замечала. К тому же было условлено, что она в их дела не вмешивается, ход у них был отдельный, а платили они ей очень хорошо…

Латынин стал спрашивать Анну Никитичну, кто еще бывал в ее доме, что за люди ее знакомые, и она всплеснула руками:

— Да Господи! У меня полгорода знакомых! И режиссеры нашего театра, и актеры, и спонсоры, и сослуживцы мужа иногда меня навещают. Я сотни людей знаю, сотни!

— Ну, вы все же назовите фамилии.

Анна Никитична решила идти ва-банк, заткнуть рот этим бесцеремонным операм, даже припугнуть их. И потому начала с самых важных своих знакомцев:

— Да у меня, если хотите знать, и Аркадий Каменцев бывал, и Городецкий Антон Михайлович… он, правда, уехал сейчас за границу… Друг его, Феликс Иванович… у него, дай Бог памяти, смешная такая фамилия… Дерикот, вспомнила! Это наши спонсоры в театре. Главный режиссер бывал, Захарьян…

Женщина и сама не заметила, как дала в руки следователям важные нити. Ни Латынин, ни его коллега из уголовного розыска даже не намекнули хозяйке дома, что весьма благодарны ей за эти сведения. А сведения эти многого стоили!

Уже вечером, вернувшись в управление, Латынин докладывал Русанову:

— Дом Бурдыкиной был своего рода явкой, местом встреч чеченцев с нашими городскими бизнесменами. Дом стоит удобно, в частном секторе, под откосом, найти его не так просто, и войти в него можно с соседнего переулка незаметно. К тому же два входа, оба отдельные.

— Так что же за люди оказались среди ее знакомых? — нетерпеливо спросил Русанов. Виктор Иванович курил, сидя за столом, а Латынин расположился напротив, за приставным столиком, в скрипучем жестком кресле.

Майор стал называть фамилии:

— Аркадий Каменцев, сын заместителя главы областной администрации, крупнейший наш бизнесмен; Феликс Дерикот — его друг, бизнесмен с темным прошлым, хотя не судим; Городецкий — помните историю с «Мечтой»? Собрал деньги у акционеров и смылся в Германию. У этих людей свои знакомые, свой круг — Суходольский, директор Департамента по управлению имуществом; Морозова — начальник отдела приватизации этого же департамента… Юристы, экономисты из университета. Они и советчики, и, думаю, компаньоны в каких-то сложных делах.

— Ну, начальник отдела приватизации Морозова — это, конечно, важная фигура, тем более Суходольский… А эти люди бывали у Анны Никитичны?

— Нет, она про них не говорила. Но я просто называю круг знакомых и, возможно, помощников Каменцева и Дерикота, — уточнил свою мысль Латынин. — Что касается Морозовой, то да, пока что эта женщина ни в чем предосудительном не замечена, это мне и в угрозыске сказали. Это жена Тягунова, помнишь, был такой заместитель у Тропинина? Из окна больницы выбросился. Он в Чечне был, подорвался там…

— А-а, помню, конечно! — кивнул Русанов. — И ты полагаешь, Толя, что именно среди этих людей может быть заказчик убийства Глухова?

— А почему нет, Виктор Иванович? — вопросом на вопрос ответил Латынин. — Теоретически все возможно. Драка-то из-за чего в среде мафиози идет? Передел собственности. Истина известная. Одни эту собственность имеют, другие на нее зарятся, напрашиваются в совладельцы. Несговорчивых убивают. Глухов в чем-то мог оказаться несговорчивым. Он же, вспомни, я тебе докладывал, препятствовал скупке акций своего завода. Убить могли и за это.

— Могли, — согласился Русанов. — Мехзавод, конечно, кусок лакомый. И не только для наших местных толстосумов… А что касается Саламбека этого… Давай-ка, Толя, мы к нему с другой стороны подъедем. Доложим генералу об Аркадии Каменцеве, проверим, были ли они знакомы с Саламбеком, еще покопаемся на мехзаводе, на складе готовых изделий, поинтересуемся оружием, которое все же уходило с завода какими-то тайными путями. Давай поищем эти пути, а главное — людей. Саламбек пусть посидит, не будем торопиться с передачей дела в суд. Летчик Имранов, конечно, только с делом по военному аэродрому связан, а вот Мусаев… Крепкий орешек, но его надо расколоть, надо. Чувствую, несколько нитей из него можем потянуть.

— Да, похоже, — согласился и Латынин. — Надо только прокуратуру убедить, чтобы не спешили.

— Крупенникова я смогу убедить, — уверенно сказал Русанов. — Он же не наивный мальчик, понимает, что к чему. Нам требуется время для проверки новой версии. А вдруг в самом деле Каменцев и его приятели-бизнесмены имеют отношение к смерти Глухова?

…Но проверить эту здравую версию оперработникам из ФСБ и милиции не удалось: через двое суток, душной июльской ночью, в камере следственного изолятора, где содержалось более тридцати подследственных, Саламбек Мусаев был задушен. Официальная версия тюремных врачей была такова: Мусаев умер от острой сердечной недостаточности в результате жары и нехватки кислорода в камере.

У следствия от «чеченского дела» остались «рожки да ножки» — из него выпал практически главный свидетель, главное звено. Без показаний Саламбека Мусаева любые версии рассыпались…

В СИЗО оставались теперь только летчик Имранов и его напарник Вахид Мурдаев. А у обвинения — всего лишь «попытка вооруженного захвата самолета на военном аэродроме города Придонска». Да еще журналистка Вобликова из газеты «Русь непобедимая». Эта дурочка слишком уж доверилась чеченской пропаганде, приняла участие в акциях, которые едва не обернулись трагедией для жен военных летчиков и на аэродроме в Придонске… Хотя какая она «дурочка»? Образованная молодая дама, которая, вполне возможно, все делала сознательно и за деньги.

Суд во всем разберется.

Лето, точнее, июль и август, ушло у Татьяны на хлопоты о Хеде: она оформила на девочку все необходимые опекунские документы, прописала ее, одела и обула и еще успела свозить на две недели в подмосковный санаторий, где показала девочку хорошим специалистам.