Даниил Калинин - Выбор чести

Но разве только дворцы украшают город? Здание Парижской оперы, Пантеон или Дом инвалидов, собор Парижской Богоматери или базилика Сакре-Кер, разве они не сравнимы с их красотой? А визитная карточка Парижа? Казавшаяся современникам монструозным сооружением, в наши дни Эйфелева башня присутствует на всех фотокарточках города. Парижане считают ее символом, и кажется, что современный вид столицы без нее совершенно невозможен.

Мама бывала здесь ребенком и кое-что запомнила о городе, девушкой же немало прочитала про «столицу любви». Поэтому в первый же день мы отправились на Монмартр. Тяжелый подъем компенсировался потрясающим панорамным видом города. Мама показывала на тот или иной дворец или церковь и рассказывала все, что знала об этих местах. Экскурсовод из нее получился весьма недурственный, мы с Дунишей просто заслушались!

…Квартал запомнился своей особенной атмосферой. С одной стороны монументальное сооружение базилики Сакре-Кёр, с другой – дешевые бистро, кабаре, знаменитый «Мулен Руж», площадь Тетр, где мы заказали два портрета: один со мной и Дунишей, один со мной и мамой. После чего вкусно подкрепились в недорогом бистро, где официанты с чувством поведали легенду о происхождении названия заведения. Их версия заключалась в том, что казаки в далеком 1814-м любили подогнать нерасторопных разносчиков и поваров, при этом выкрикивая русское «быстро!».

…Монмартр – квартал творческих людей, а площадь Тетр – их столица. Неторопливо обедая на летней веранде, прилегающей к ней вплотную, мы стали свидетелями выступлений поэтов и музыкантов, каких-то фокусников и комедиантов, и ведь никто не мог утверждать, что эти уличные артисты никогда не получат мировой славы и признательности. Жители Монмартра часто выбиваются в люди.

Время бежало незаметно, а уходить из гостеприимного бистро не хотелось. Война, гибель товарищей, ранения, госпитали, конфликт с мафией – все это наконец меня отпустило, осталось позади. Я наслаждался выступлениями уличных артистов, красками закатного солнца и танцем огня восточных красавиц, исполненным во тьме наступающего вечера. И насколько же мне было тепло и уютно, каким ласкающим и мягким был воздух, как ароматно пахло на этой площади…

…Мы повенчались с Дунишей в Париже, в кафедральном соборе Александра Невского. Собор, построенный еще при царях на пожертвования русских людей и императорской фамилии, был словно частицей еще той, дореволюционной России. Значительное число русских прихожан, проживающих в Париже, только усиливало это чувство, а внешний вид храма напомнил мне резной терем из детских сказок.

Надо сказать, что после войны и службы с наваррскими рекете я поменял свое отношение к религии, к Церкви. Наваррцы заставляли уважать свою веру поступками, и я счел, что католическую Церковь по праву можно назвать всеобъемлющей, «ведущей». Но, как оказалось, с выводами я поспешил.

Как описать то духовное состояние, что я ощутил во время службы? Как описать то, что через слова молитв на церковно-славянском со мной будто заговорили далекие предки, словно ожили герои Невской битвы и чудского побоища? Казалось, что с церковными штандартами, стоявшими в храме, еще русские богатыри шли в битву отстоять свою веру, свободу и землю…

Я молился Господу, Богородице, всем святым, которых знал, – и это был не призыв о спасении на смертном поле, это было общение ! Да, ответных слов я на свои мольбы не услышал, но я чувствовал , что мои слова слышат, я ощущал присутствие тех, кому молился, тех, кто взирал на меня со Святых Образов… Впервые я осознал термин Благодать .

…Дунишу крестили, крестных удалось найти среди русских прихожан. Этих же славных людей чуть позже мы пригласили на венчание.

День венчания был особенным. Мама, крестная и Дуниша втайне выбирали платье, а ночь перед бракосочетанием я жил в другом отеле. Впервые в жизни я причастился, познав таинство единения с Господом, великое Церковное таинство… Правда, ему предшествовало нелегкое испытание – исповедь, на которой мне пришлось поведать все свои грехи. А там были не только убийства на войне: я был причиной гибели Рауля и бандитов Жерома. Пускай дроздовцы убеждали меня в правильности содеянного, в душе я считал себя виновным в гибели хоть и нехороших, но людей. Слава богу, батюшка не стал накладывать на меня строгой епитимьи и допустил и к венчанию, а по такому случаю и к причастию.

Комичной получилась ситуация с Дунишей: переводить через меня грехи на русский (и читать потом с листочка) она категорически отказалась, так что нам пришлось искать православного священника, владеющего испанским. (Во время крещения я переводил ей.)

…Но вот наконец само таинство венчания, состоящее из двух чинов: чина обручения и чина венчания. Все происходящее помню урывками; несмотря на то, что я очень старался вникнуть в смысл читаемой службы, получалось не очень. Зато было чувство трогательного волнения от обретаемой нами с женой благодати и духовного родства, восторг от создания уже полноценной, окончательной семьи. Торжественность момента, случающегося единственный раз в жизни.

Я запомнил нежные прикосновения маленькой и теплой ручки любимой, запомнил вкус церковного вина из той чаши, которую дают испить молодым. Я не знаю, был ли это просто кагор или вино каким-то образом еще освящалось – ведь, освященное, оно меняет свой вкус. То, что пили мы, было неповторимо сладким и ароматным – подобного я никогда раньше (и позже) не пробовал.

Никогда мне не забыть глаза моей маленькой супруги – во время венчания они стали просто огромными и невероятно восторженными, как будто свершилось нечто совершенно невероятное! А впрочем, ведь так оно и было.

Да, мы стали мужем и женой и перед людьми, и перед Богом. Теперь уже окончательно. Дунише довольно быстро выдали нансеновский паспорт, где отныне значилась моя фамилия, и каждый раз, когда я об этом думал, я счастливо улыбался.

…Чем еще запомнилась столица? Неповторимой красотой Парижской оперы и глубиной исполнения ее артистов. Выбирали мы между «Кармен» и «Севильским цирюльником». Я был убежден, что моя испанка захочет увидеть постановку, напоминающую ей о родном доме, однако Дуниша поддержала мое желание лицезреть что-то более жизнеутверждающее и веселое. И «цирюльник» нас нисколько не разочаровал, искрометный юмор вкупе с интересным сюжетом были прекрасным дополнением к сильнейшим голосам певцов.

…Конечно, мы были и на Эйфелевой башне – как и все, кто приезжает в Париж впервые. Вид с нее открывается потрясающий, и место это особенное, однако эмоции от посещения «визитной карточки» города смазало огромное количество посетителей. Для полноты ощущений не хватало хотя бы видимости романтического уединения…