Игорь Волознев - «Лимонка» и пять «лимонов» (СИ)

— Это ты, Хлоп? — прошептали посиневшие губы.

Хлопенков, внезапно осознав, что Каток парализован страхом, почувствовал себя полным хозяином положения. Он даже медлил с решающим ударом, наслаждаясь своей властью над кровожадным паханом, перед которым ещё совсем недавно пресмыкался и трепетал.

— Не ждал? — ответил он, оскалившись в мстительной улыбке. — Ты убил пацанов и сейчас ответишь за их смерть.

Каток задыхался, его щёки дрожали.

— Зачем… ты… пришёл?… — выдавил он с усилием.

Он поднял руку, словно защищался не от человека, а от призрака, и тогда Хлоп, наклонившись к самому его лицу, прошептал:

— Лежи спокойно, Каток. Пацаны тебя ждут, — свободной рукой он отогнул его голову назад. — Ждут, чтобы разобраться с тобой…

Нож ещё не коснулся шеи, а Каток уже хрипел, трясся, глаза его закатились.

— И Цыганок ждёт, и Димыч, и Федя…

Хлоп неторопясь принялся пилить горло.

Брызнувшая кровь залила алым горячим потоком лезвие ножа, пальцы Хлопа и тахту. Лезвие упёрлось в хрящ, но Хлоп продолжал пилить, потому что Каток ещё дергался.

Наконец пахан затих, вытянулся с посиневшей отрезанной головой и вываливающимся изо рта огромным прокушенным языком. Кровь текла из рваной раны не переставая. Скрюченные пальцы впивались ногтями в обшивку тахты.

Видение затуманилось. Хлоп почувствовал, что его бьют по щекам.

— Спишь? — загремело, казалось, в самом мозгу.

Зек с трудом раскрыл глаза и тут же снова закрыл их. Его голова свесилась.

Гнутый ещё раз ударил.

— Бесполезно, — крикнул он, обернувшись к Савику. — Дрыхнет как сурок!

— Ладно, оставь его, — отозвался главарь. — Давай помогай оттаскивать жмуриков!

Голоса доносились из такой дали, что Хлоп едва различал их. Он прошёл в ванную и вымыл руки. Когда вытирал их полотенцем, почувствовал, как сзади его шею обхватили чьи-то пальцы. Они были холодными и скользкими, и от их прикосновения по спине Хлопа пробежал мороз. Ещё не успев ничего сообразить, он вырвался и выбежал в коридор.

Он целую минуту не решался оглянуться. А когда наконец скосил глаза, ужасающая догадка подтвердилась: за его спиной стоял измазанный кровью пахан!

Хлоп смотрел на него не дыша. Рубашка и брюки на пахане были залиты кровью, отрезанная голова свешивалась на плечо. Каток поддерживал её рукой. Выпученные глаза страшной головы казались стеклянными, язык по-прежнему высовывался изо рта. В нечленораздельном бурчании, которое издала голова, Хлопу послышалось обещание его убить.

Чувствуя, что у него мутится рассудок, Хлоп попятился.

Оживший мертвец двинулся за ним. Хлоп знал, что пахан не бросает своих слов на ветер, и того, кого он приговорил, заранее можно было считать покойником. Из раскрытой комнатной двери в тёмный коридор сочилась полоса красного, как кровь, света. В этом свете мертвец казался полностью чёрным. От каждого его шага паника в груди братка нарастала, и в конце концов на Хлопа нахлынул такой ужас, что он упал, дико закричал и задёргался, напрягая все силы, чтобы вырваться из парализующей паутины кошмара.

Каток наклонился над ним и потянулся руками к его горлу. При этом пахану пришлось отпустить свою голову, которая тут же свесилась ему на грудь и закачалась, держась на одном сухожилии.

Качаясь, она повернулась к Хлопу лицом, и он завопил, увидев, что её безжизненные глаза глядят прямо на него. Он начал отталкивать от себя пахнущие землёй руки, но они схватили его и оторвали от пола.

Сухожилие внезапно лопнуло, голова Катка отвалилась от шеи и свалилась прямо на Хлопа. Зубы впились в него со злобным рычанием. Он рванулся в сторону, но безголовый труп держал его крепко. Ледяная рука нанесла братку удар такой силы, что он откинулся навзничь и остался лежать на холодном полу…

Рябой подул на свой кулак, занывший после удара.

— Ну что, угомонился ты или нет? — проворчал он.

Но спящий зек продолжал дёргаться и повизгивать. Рябой, матерясь, ещё раз ударил. Хлопенков и на этот раз не проснулся, однако дёргаться перестал. Дыхание его выровнялось.

— Дрых бы себе спокойно, а то расшумелся, как будто его режут во сне, — и Рябой отошёл к яме.

В это время «доктора» вытаскивали из неё очередной труп. Полусгнившие мертвецы, когда их волокли по земле, теряли клочья кожи и волос. Сначала их клали на мертвецов в мешках, а потом, когда груда стала слишком внушительной, Савик приказал сбрасывать трупы в первую яму.

— Много их ещё? — нетерпеливо спрашивал главарь.

— Не знаем, — отдуваясь, отзывался Жора.

Отбрасывая лопатой землю, он наткнулся на труп, который как будто стоял на четвереньках. Когда его обкопали с боков, обнаружилось, что он лежит животом на какой-то большой сумке.

— Что там такое? — крикнул Савик.

— Кажется, какой-то мешок…

Главарь кубарем скатился в яму, выхватил у Жоры лопату и принялся копать. Вскоре из земли выступила вся сумка. Савик отвалил от неё мёртвого Цыганка.

— Нашли… Кажись, нашли… — хрипел он срывающимся от волнения голосом, выволакивая сумку из ямы.

В сумку был упакован чемодан. Увидев его, Савик достал пистолет.

— Всем назад! — закричал он. — Рябой, Гнутый, секите за чуваками!

— Отойди к стене! — Бандиты наставили пистолеты на полковника, который попытался приблизиться к Савику. — Слышал, что говорят?

— Если наличные здесь, то хорошо бы сразу рассчитаться, — сказал Анатолий Михайлович.

— Рассчитаемся, не ссы! — прорычал Савик.

— К стене, тебе сказано! — грозно повторил Рябой. — А то щас к тем жмурам отправишься!

Полковник, побледнев, отступил.

Несколько минут Савик возился с замками на чемодане. Один замок заклинило, он никак не хотел открываться. Наконец замки были вскрыты и бандит откинул крышку. Чемодан был набит пачками стодолларовых купюр. Савик вытащил одну и при свете свечи пролистнул её. Считать не стал, засунул её обратно и захлопнул чемодан.

Глаза главаря горели торжеством. Он даже застонал от восторга, положив руки на крышку чемодана. Вот оно, счастье. Сытная спокойная жизнь на берегу лазурного океана, под сенью пальм, в обществе шоколадных красоток.

— Всем оставаться на местах! — крикнул он, хватая чемодан. — Рябой, Гнутый, быстро за мной!

— Постойте, — подал голос полковник.

Савик выстрелил в потолок.

— Глохни, падла!

Главарь с чемоданом, а за ним братки выскочили в коридор. Гнутый, выбегая из подвала последним, задвинул на двери щеколду.

В сумеречной гостиной всё оставалось по прежнему. На столе догорали свечи, скатерть была наполовину сдёрнута, на полу валялись осколки разбитой посуды и лежала бесчувственная Оксана.

— Баба так и не проснулась, — пробегая мимо неё, сказал Рябой.