Тимофей Костин - Несчастный рейс 1313 (СИ)

— Какой у них может быть «смысл»?! Ты посмотри на эти рожи! Дикари, вонючие потные дикари!.. — взвизгнула Кейко, и вцепилась в воротник школьной матроски, точно намереваясь разодрать ее сверху донизу. — Тут даже дышать нельзя… я не могу, пустите!!!

— Тихо, тихо, — успокаивающее поглаживание не помогло, и в следующий миг Амико резко хлопнула подругу по щеке.

Кейко, инстинктивно прижав ладонь к лицу, резко повернулась к подруге и замерла, глядя той в глаза. Крылья ее носика раздувались, грудь тяжело вздымалась, на лбу выступили капельки пота — и дело было не только во влажном тропическом воздухе.

— У тебя истерика, Кейко-тян, приди в себя. Надо сохранять холодную голову… или пытаться, хотя бы.

Девушка тяжело вздохнула и машинально поправила ворот формы, еще совсем недавно чистой, отглаженной, демонстрирующей блеск и мощь японского образования. Ударившая подругу рука скользнула к короткой плиссированной юбочке и одернула ее, как будто в таких мелочах сейчас был хоть какой-то смысл. В этом была вся Акеми: аккуратная, спокойная и рассудительная несмотря ни на что.

Когда Кейко заговорила, было видно, как ее душит злость:

— …Слушай, не держи меня за истеричку. Я вполне нормальная, и когда мне страшно — так и говорю! Это у тебя в голове одни только эти старые бредни: «гамбаттэ» — «будем терпеть, стиснув зубы», «ямато надэсико не пристало ныть» и прочая ерунда. Ах, благородная дама нашлась! А вот где твоя нагината, чтоб защитить свою честь?! Открой глаза! Для этих дикарей мы — то же самое, что американцы, они нас в клочки готовы порвать, и никто, слышишь, никто нам не поможет!!!

Амико резко вскинула голову. Впервые с начала разговора в ее глазах появилась холодность. Изящно очерченные губы сложились в твердую линию, соболиные брови хмуро изогнулись.

— И что ты предлагаешь? Я так понимаю, современной девушке предпочтительнее орать как сумасшедшей, как ей плохо? Так скажи, какая от этого польза? Хочешь оглушить террористов или вызывать у них омерзение, чтобы не касались тебя? Поясни, какой толк в твоих причитаниях, или, клянусь всеми божествами, я тебе залеплю пощечину посильнее.

Она опустила голову и посмотрела на свою руку. Пальцы мелко подрагивали.

Кейко молчала, глядя на нее, и упавшая на ее лицо тень — погребальный бензиновый костер на той стороне площади уже угас — не давала возможности разобрать ее выражение. Потом она молча наклонилась и положила голову на плечо подруги, обняла ее и крепко прижалась.

Спустя еще пару десятков минут и множество криков, обстановка вокруг начала успокаиваться. Однако это успокоение пленникам не сулило ничего хорошего. Толпа бирманцев слегка рассосалась, но дико заросшие игиловцы продолжали держаться обособленно. Возле клеток с заложниками образовался спор, насколько могла судить Амико.

— Матлифиш вудуралея! — восклицал, размахивая руками, кряжистый бородатый игиловец — или даже талиб-ренегат — в грязной серой чалме и контрастировавшей с ней новенькой полевой форме натовского образца. Он обращался к кому-то из бирманцев. — Э-э-э, атыни мин фадлик!

После чего он зачастил на языке, который бирманцы явно понимали лучше.

— Группа захвата имеет право отдохнуть, — говорил он, не понятый пленниками. — И не надо морочить мне голову, лучше идите и организуйте караулы.

— Вы же поразвлекались уже, бошки поотрезали, чего вам еще надо? Нам же тоже должно что-то достаться! — отругивался бирманец, начальник караула, с собственническим видом поглядывая на пленников. — И Зея Уан-у говорил, что за них денег дадут. А вам только бы кишки выпускать.

— Ялла! — махнул на него рукой воин аллаха. — Денег дадут! Как говаривал один из тех, кого мы тренировали в Ичкерии, а потом догонят и еще дадут! Ляа, за них не денег дадут, а кишки выпустят. Если уж так хотите, то забирайте их там себе потом. Хотя, может, не всех. А сейчас ана муст ажиль! Мои воины нуждаются в отдыхе. Им нужно бира барид, марихуана и шармутан. Женщины, женщины нужны. У вас их нет, так что мы отберем из этих.

Игиловец ткнул пальцев в набитых в клетку пленников.

— Не дам! Задаром, тем более, — решительно заявил бирманец, но в его словах чувствовался намек. — Выпустят там кишки, не выпустят, тут уж не ваше дело. Мы договорились поделиться, вот и поделились. Теперь они наши, вот.

— Я сказал, «может быть». Я сказал, «не всех», — непреклонно ответствовал игиловец и ухмыльнулся. — В конце концов, мы тоже можем поделиться. Кто ж говорит, что мы их конфискуем? Однако воинам надо отдохнуть. И нашим, и вашим.

— Вот это уже другой разговор, — довольно ухмыльнулся бирманец. — Вы же там, в самолете, сразу у всех собрали и телефоны, и кошельки? Телефоны оставьте себе, а вот половина кошельков по праву наша.

— Да забирайте хоть все, — фыркнул игиловец.

— Кого вам нужно? Американских и еврейских щенков вы вроде бы уже забрали?

— Жидов и американцев мы уже обработали. Но теперь у нас немножко другие условия, сойдут любые западные собаки из тех, кто лижет пятки этим кафирам. Мои ребята сейчас подойдут и возьмут из клеток, кого надо. Нам нужны женщины. Возьмем немного, не бойся, потом отдадим вам в целости. Ну, почти.

Бирманец повернулся, хозяйским взглядом осматривая своих подопечных.

— Хо-хо, западных вам подавай. Губа не дура! Так ведь за них больше всего выкуп дадут. Может, индонезиек возьмете? Или вам непременно белокожих?

— Белокожих или нет, главное — чистых. Надоели грязные шлюхи, хочется приличных женщин, — игиловец глумливо заржал. — Вон там эта, в форме стюардессы хороша. Еще вон та ничего. Мои парни их отведут.

Он тыкал пальцем в женщин, которым суждено было вскоре стать жертвами самого страшного из надругательств. Амико, подсознательно догадавшись о мерзких намерениях незнакомых мужчин, почувствовала, как сердце ее падает куда-то вниз, когда толстый кривой палец указал на них с Кейко.

— Ну и вот эти две, молоденькие. Наши любят таких — вон какие кобылки гладкие. Вот и все, мы не жадные, чтоб на каждого по одной, гы-гы-гы-гы!

— О-о-о, стюардессу я вам так просто не отдам. На нее уже начальник глаз положил. А эти… хм… китаянки, что ли?

— Добавлю кошельков и телефонов. Я на нее чего-нибудь сам положить хочу.

— Ладно, по рукам. Но только чтоб не с концами — а то, знаю я вас. Наиграетесь и ножиком по горлу. Пошлю пяток своих, потом им отдадите. Давай, тащи кошельки.

Оба мужчины отдалились от клетки, и Амико больно стиснула плечо подруги, не давая той делать лишних движений:

— Кейко, берегись. Они что-то задумали.

Тем временем парочка игиловцев в отдалении что-то передала бирманцам, и те довольно покивали. Затем, после команды старшего, оба игиловца двинулись к клетке, которую бирманцы чуть приоткрыли, для порядку напугав и стукнув пару раз крайних пленников.