Эрик Амблер - Грязная история

Так вот, я наблюдал за Уилленсом, когда он пил, и он вообще не напился; во всяком случае, признаков опьянения не было видно. Разве что выражение лица и улыбка Уилленса становились чуть хитроватыми, да на язык он бывал чуть резче и язвительнее обычного, но и только. Уилленс был крупным, ширококостным мужчиной, очень спокойным и неторопливым, но мог похвастать отличной реакцией. По-моему, он мог перепить любого из нас, за исключением, возможно, Гутара и Кинка. Вместе с тем в тот вечер на лице Уилленса блуждала вялая улыбка, и он все время кивал, как идиот, когда один из ротных офицеров рассказывал тягомотную историю о жизни в Конго. И я смекнул, что Уилленс придуривается. Когда чуть позже он встал, покачиваясь, заплетающимся языком пробормотал какие-то извинения и нетвердым шагом побрел из-под тента, я окончательно убедился, что прав.

Я заметил, что Кинк недовольно поджал губы, и поймал взгляд Барбары Уилленс. Она чуть пожала плечами.

— Муж слегка отвык от выпивки, — сказала она по-французски.

— Может, у него приступ лихорадки?

Если Уилленс не притворялся, его поведение можно было объяснить только болезнью.

Она улыбнулась:

— У Адриана? Да он переболел всеми видами лихорадки, мистер Симпсон, помимо разве что гемоглобинурийной, и давно приобрел иммунитет. Об этом знают даже москиты. Нет, Адриану просто надо немного освежиться.

Она не вышла следом. За другим концом стола мадам Тропмен разглагольствовала о глупости африканских слуг — это было ее излюбленной темой. Миссис Уилленс, вздохнув, мученически закатила глаза.

— С этой женщиной пора что-то делать. — Барбара Уилленс перешла на английский. — Все эти полукровки одинаковы — с утра до ночи доказывают, как глупы чернокожие, поскольку от этого чувствуют себя белее.

— Я думал, она евразийка.

— Афроевразийка из Гвинеи. Понятия не имею, сколько процентов какой крови течет в жилах этой особы, но скуки от нее — на все сто. Скоро мы все просто свихнемся, так что это будет сумасшедший дом.

Миссис Уилленс говорила о том, что в пятницу, когда начнется операция, всем пяти женщинам предстояло переехать в домик у железной дороги. Я не стал защищать мадам Тропмен. Когда человек по-настоящему бесится из-за расовых комплексов, тут уж ничего не поделаешь. Я был уверен, что миссис Уилленс угадала во мне темнокожего и терпит только потому, что я говорю по-английски. Поэтому-то ее следующее замечание изрядно меня смутило.

— По-моему, глупо все время величать вас мистером Симпсоном. Вас ведь зовут Артур, не так ли?

— Да, миссис Уилленс.

— Зовите меня Барбарой. — Она вздохнула. — Думаю, все-таки мне лучше взглянуть, что там поделывает мой муж. Вы не станете возражать, Артур, если я попрошу вас проводить меня до нашей хижины?

— О, разумеется!

Их хижина стояла в другой стороне нашей части лагеря, и после наступления темноты там было страшновато разгуливать — вокруг стояли непроходимые джунгли, и оттуда порой доносились не самые приятные звуки. Тем не менее я очень удивился. В конце концов, мы жили в европейской секции, и на посту стояли фулани, не позволявшие другим туземцам красть наши вещи. И потом, меня попросила о помощи особа, предпочитающая носить брюки и, по словам ее мужа, вполне способная за себя постоять. Это меня озадачивало. Я не настолько глуп, чтобы вообразить, будто Барбара Уилленс решила со мной кокетничать в отсутствие мужа, — для этого она выбрала бы Гутара. Единственное объяснение, какое пришло мне в голову, — это что ей надоело постоянно говорить по-французски и захотелось хоть немного поболтать на родном языке.

И лишь в этом одном я не ошибся: мы действительно разговаривали по-английски.

Выходя из столовой, я включил фонарик.

— О нет, он нам не понадобится, — сказала миссис Уилленс.

— Да, пожалуй.

Ночь была не особенно темной. Я видел костры в расположении роты, мерцающие сквозь деревья, да и луна выросла до четверти.

— Кроме того, в темноте легче говорить.

— Правда? Для меня это новость.

— Когда не видно лица собеседника, словам невольно уделяется больше внимания, а значит, вас скорее правильно поймут.

Я окончательно растерялся. Искоса поглядывая на шагающую рядом миссис Уилленс, я мог разглядеть лишь ее профиль. Барбара смотрела прямо перед собой.

— Видите ли, на самом деле Адриан вовсе не пьян, — обронила она.

— Я так и думал. Мне показалось, что он нарочно прикидывается пьяным.

— Вы очень наблюдательны. Адриан так и сказал мне о вас.

— Ну, не настолько, чтобы понять причины.

— Адриан сделал это, чтобы мы с вами могли вот так поговорить, наедине, не вызывая ни у кого подозрений. Сейчас все уверены, что вы просто оказываете мне услугу.

— А на самом деле я ее не оказываю?

— Могли бы, Артур. И себе — заодно. У Адриана есть для вас деловое предложение.

— Звучит прелюбопытно, миссис Уилленс, и я внимательно вас слушаю, но, если у вашего мужа есть для меня предложение, почему он сам его не сделал?

— Это обычная мера предосторожности, Артур. Сначала я объясню вам, как обстоит дело, чтобы вы могли избрать ту или иную позицию.

— Я — весь внимание, миссис Уилленс.

К тому времени мы уже добрались до их хижины, и я замедлил шаг.

— Все в порядке, — успокоила меня Барбара. — Адриан будет держаться в стороне, пока не увидит, как вы возвращаетесь в столовую. Нам никто не помешает.

В хижине было два складных брезентовых стула, и мы уселись возле входа. Миссис Уилленс закурила, и я зажмурился, на миг ослепнув от внезапной вспышки.

— Дело вот в чем, Артур. — Она убрала зажигалку. — Я должна открыть вам тайну, а вы будете ее хранить. Если же нет, если вас это настолько потрясет, что вам захочется немедленно помчаться к майору Кинку и передать ему все те ужасные вещи, какие я сейчас расскажу, вы попадете в самое дурацкое положение.

— Я?

— Да, потому что я буду все отрицать. Я заявлю, будто вы все это придумали со злости и чтобы отмазаться.

— От чего?

— Это будет выглядеть приблизительно так. Мой муж напился и ушел. Вы предложили мне поискать его, а вместо этого начали приставать с гнусными намерениями. Я стала защищаться, грозя пожаловаться майору Кинку, но не сделала этого, а предпочла вас простить. Зато вы решили прикрыть себя и в то же время потешить уязвленное самолюбие. Вот потому-то, Артур, мы здесь наедине, так что, если вам вздумается наябедничать, свидетелей не будет.

— Понятно.

— И как вы думаете, кому из нас поверят?

— Я уловил вашу мысль, миссис Уилленс. Думаю, вам лучше не открывать мне свою тайну. — Я встал со стула. — Так будет безопаснее.

Она не двинулась с места.

— Кого волнует безопасность? То, что я собираюсь рассказать, сделает вас богаче.