Александр Афанасьев - София в парандже

– Разрешите… решить вопрос кардинально?

– Как ты его будешь решать, я и знать не хочу! Но решай! И быстро.

Американец отключился. Рашид злобно выругался… информацию-то они получали в полном объеме, а как подчищать концы – он один!

Хотя… какая разница – генерал, не генерал. Любой умирает.

– Иса! Ахмед! – позвал Рашид своих нукеров.

ПРЕДМЕСТЬЯ СОФИИ, БОЛГАРИЯ

21-го – ночь на 22 сентября 2016 года

ПРОДОЛЖЕНИЕ

Катя испытывала одновременно и некое подобие стыда, и в то же время облегчение. Стыд – оттого, что она все это время лгала членам своей семьи, своему отцу. А облегчение, что ей больше не придется больше лгать, изворачиваться, придумывать оправдания, всякие отпуска. Наконец-то она сможет воссоединиться с Нурахмедом, и у них будут дети.

Когда она последний раз разговаривала по скайпу с Нурахмедом, тот был почему-то хмурым и сказал, что скоро все закончится и они будут вместе. Она никогда не видела его таким смурным и озабоченным. Наверное, джихад.

Тем временем ее мать развернула бешеную работу. Она пригласила обоих братьев с семьями, чтобы на вечернем ужине попытаться повлиять на решение генерала. Она знала, что муж вспыльчив, как и все балканские мужчины, но отходчив. Женский опыт, опыт хранительницы очага, подсказывал ей, что еще можно все исправить. Или, по крайней мере, попытаться.

Она пошла к дочери в комнату. Та собирала вещи, на столике лежал мобильный телефон. Мать села и стала наблюдать за ее сборами.

– Я ухожу, – сказала Катя.

– Это правда?

– Да.

– Ты любишь его?

– Тебе-то какая разница? – удивленно посмотрела на мать девушка и устало присела на кровать. – Мама, я взрослая женщина. Я никому не позволю вмешиваться в свою жизнь. Больше никогда.

– Но он… ты же видишь, что они делают, это показывают по телевизору! Они расстреливают людей на улицах, людям головы отрезают, казнят! Как же так можно?

– А ты никогда не задумывалась, зачем они это делают?

…

– С этого все новое начинается, мама. Ты же жила при коммунистах – разве не так делается революция?

– Но это не революция! Они убивают простых людей!

– Это революция. Для того чтобы утвердить новое – надо избавиться от старого и отжившего. Люди сгнили… развращены. Чтобы утвердить шариат – не обойтись без жестокости

– Что ты говоришь!..

– Я говорю правду, мама. Как ты можешь упрекать их в жестокости, если жестокость – это единственное, что они видели в жизни. Американцы, британцы, НАТО, в которое входит, кстати, и Болгария, бомбят и убивают их. Посылают шпионов. Всем наплевать, сколько погибнет мусульман сегодня… завтра… если завтра все мусульмане умрут во всем мире, мир вздохнет с облегчением и забудет о них на следующий день. Они воюют за справедливость, за лучшую жизнь. За право жить, как они хотят, чтобы во главе их государств не стояли продажные и жестокие тираны, чьи деньги давно уже на Западе. Ради этого они проявляют жестокость, мама. Я не оправдываю их, но надеюсь, что они победят быстро и больше не нужно будет убивать, чтобы выжить.

– Что ты говоришь, дочка! Что ты говоришь!

– Я люблю тебя и отца. Но я вижу, что вы живете неправильно. Вы все смирились с тем, что Болгария и болгары будут всегда жить в унижении и считаться европейцами второго сорта. Есть только один путь, чтобы избежать этого, – принять ислам. Тогда Болгария будет не частью гнилой христианской Европы, а частью поднимающего голову исламского мира. В котором уже миллиард человек, и ни один из них не посмеет назвать брата второсортным, потому что тот – болгарин. Ислам – вот будущее для Болгарии…

Женщина какое-то время еще сидела, молча смотря в стену, а потом встала и так же молча ушла. Катя проводила ее взглядом, проверила, не подслушивает ли ее кто под дверью, и, взяв телефон, набрала номер.

– Алло… – ответили на том конце провода.

– Абдалла, это я, Зузана. Я готова. Вещи собрала.

– Приеду вечером, ближе к ночи. Пока нет возможности. Жди. Поедем сразу до границы.

– Хорошо…

Вечером вернулся с работы генерал Стоянов. Бросив мельком взгляд на сложенные сумки, прошел в столовую, молча взял ложку и начал есть. Катя к ужину не вышла.

У генерала больше не было дочери.

Поужинав, Стоянов удалился в свой рабочий кабинет и запер дверь на ключ – то ли работать, то ли спать – там был диванчик. Родственники тоже начали готовиться ко сну. Обстановка в доме была такая, будто в нем находился покойник.

Тем временем Катя сидела в своей комнате на втором этаже и смотрела в окно. Уже после двенадцати заметила, как к дому подкатил пикап «Тойота» с двойной кабиной – излюбленное транспортное средство боевиков.

– Абдалла? – схватилась она за телефон.

– Да. Я подъехал. Все спят?

– Сейчас посмотрю. – Катя выбежала в коридор, прислушалась. – Никого нет. Все тихо.

– Открой нам дверь.

Она взяла приготовленную сумку с вещами и поспешила вниз.

– Все знают, что надо сделать?

– Рашид-эфенди все сказал…

– Не оставлять никого. Пошли.

Трое – водитель, а за ним держащиеся чуть в отдалении двое пассажиров – вышли из машины и прошли к дому генерала. Двое – отступили в тень, третий позвонил в дверь, и ее тут же открыла молодая женщина.

– Ты готова, сестра?!

– Да, давайте быстрее… – Она повернулась и шагнула в глубь дома. – Тише! Вон, те сумки… ах…

Илия сделал два быстрых шага, правой рукой обхватил женщину за голову, зажав ей рот, а левой – отработанным ударом вонзил в почку нож. Женщина трепыхнулась два раза и замерла. Он аккуратно положил ее у стены, бросил на труп нож – он больше не нужен, стараясь не шуметь, расстегнул молнию и достал спрятанный в спортивной сумке «АКС-74У». Два смотанных изолентой магазина были уже пристегнуты, патрон дослан в патронник. От двери послышался негромкий шум – вошли Иса и Ахмед, тоже доставшие свои «Калашниковы».

Илия, который отрекся от имени, данного ему родителями, и стал не Илией, а Абдаллой, мягко ступая, прошел в гостиную. Жестом показал Исе и Ахмеду – поднимайтесь наверх, только тихо. Гостиная была большой, метров пятьдесят. Двери в ней не было, только проем, завешанный бамбуковой занавесью. Поскольку в доме сегодня на ночь осталась вся родня, – диван разложили, и даже постелили на полу. На разложенном диване спали люди, через неплотно зашторенное окно сочился лунный свет. Рядом стояла кроватка с годовалым ребенком.

И все эти спящие люди были кяфирами. Кяфирами, ненавистными Аллаху, которым нет места на земле. Которые не уверовали и которых ждут огонь и вечные муки.

В кроватке зашевелился, захныкал ребенок – и Илия со щелчком передвинул предохранитель «Калашникова» на автоматический огонь.