Анатолий Гончар - Привал с выдернутой чекой

– Переборщил ты, Бублик! – проворчал Козлов, но только что попрекавший Вадима Болотников, убрав с ушей ладони, довольно осклабился.

– Самое то! – Он поднял вверх большой палец. – Хорошо пропесочило! Молодца, Бублик! Сейчас еще веничком, в душ и в бассейн. Эх, теперь бы кваску!

– Так есть же квас, – отозвался Бубликов, – парни из четвертой роты целую упаковку подогнали. Они на аэродром ездили, а там земляки-летчики с грузами приземлились. Вот и отоварились.

– Мужики, вообще хорошо сидим! – радостно известил Болотников и сдунул с носа висевшую на нем каплю.

– В здоровом теле – здоровый дух! – поддержал его вновь залезший на верхнюю полку Козлов, а Бубликов, на несколько секунд шмыгнув за дверь, вернулся с двумя бутылками кваса. Тут же покрывшиеся водяными каплями бутылки сразу перекочевали из его рук на верхнюю полку. В этот момент в парилку заглянул я.

– Парни, вынужден прервать вашу идиллию, но пока никого постороннего нет, выбирайтесь в предбанник, разговор есть, – сказал я. Надеяться на то, что мы здесь будем все время находиться только одной нашей группой, было бы наивно.

Когда все расселись в предбаннике и разлили по кружкам горячий чай, я без всякого предисловия рассказал им про свой сон. Затем на некоторое время замолчал. Мои разведчики тоже молчали, видимо ожидая моих выводов, вместо них я пересказал свой разговор с вертолетчиками.

– А я что говорил? – первым откликнулся на мой рассказ Болотников. – Я же говорил, что тут долбанутые все. «Как вам не стыдно, говорят, ругаться!» – передразнил Илья интонацию Григорьева. – А нам не стыдно, мы матом не ругаемся, а разговариваем.

Он произнес это с такой легкостью, а мне вдруг стало стыдно. И ведь действительно, разговариваем. Правда, это там – дома, здесь как-то уже вроде бы и не очень. Язык просто не поворачивается. Может, прав ротный – мы сами русский язык и уничтожаем? Сами! И врагов никаких не надо. Зачем большие словари и учебники? Несколько матерных слов, с кучей их производных на все случаи жизни, и достаточно. Это наше поколение еще другими словами апеллирует, а наши внуки? Запретный плод сладок. Эх, что-то не туда меня понесло. И остановиться не могу, мысли так и скачут. Грустно мне что-то. Вот и мои пацаны сидят как пришибленные. Информацию переваривают. Похоже, и сами не дураки, о чем-то подобном догадывались, но одно дело догадываться, и совсем другое – вот так в лоб. Для сравнения: одно дело глядеть на ведро с ледяной водой, и другое – на себя его опрокинуть. Если верить мне, то мы в чужой мир провалились, а у меня парни в группе по большей части семейные, у кого по двое и трое детей. Невольно ум за разум зайдет. Не угробят враги – сам повесишься.

– Значит, летуны считают все это правдой? – еще раз решил прояснить момент Чебуреков.

– Считают. Они еще больше моего в этом уверены.

– А если они и вы ошибаетесь? – не унимался Чебуреков, червь сомнений все-таки еще грыз многих.

– Значит, мы шизанулись, – не вдаваясь в тупые разглагольствования, по-простому ответил я.

– Только так и без вариантов? – продолжал допытываться Чебуреков.

– Только так, – я качнул головой, – и никак иначе.

– Дилемма, – Чебуреков отхлебнул из кружки и довольно причмокнул: чай был сладкий и душистый.

– И что делать будем? – одновременно у всех поинтересовался Бубликов.

– Домой надо возвращаться. А то как там наши семьи, волнуются, поди, теперь? – внес свое предложение неженатый Прокофьев. Но у него там остались мама, папа, брат, сестра и еще куча родственников, бабушки, дедушки, так что волноваться действительно было кому. Только он упустил один момент.

– Вряд ли они станут волноваться, там как-никак наши двойники более правильные присутствуют. Сразу точно никто не хватится. Да и потом на радостях, что приехали, никто в тонкости вдаваться не будет.

– Ха-ха-ха, – вдруг ни с того ни сего расхохотался Буковицын.

– Ты чего? – выпучился на него Болотников. – С катушек слетел?

– Да нифига, – возразил Семен, едва сдерживаясь, чтобы вновь не расхохотаться, – я, Илюх, представил, как твою Настасию этот иномирянин шпиливилит.

– Да я тебя! – начал было Болотников, но осекся. – Дурак ты, Семен Семенович!

– Это почему же? – тут же перестал смеяться Буковицын.

– А потому. Как думаешь, что он, этот иномирянин, сейчас делает?

– В бане сидит, – уверенно заявил Опанасенко, – проблемы обсуждает.

– Правильно! – продолжил его мысль я. – Парни, – произнес я назидательным тоном. – Поймите, пока мы в командировке, хоть наши настоящие семьи и там, ничего страшного, непоправимого не произойдет. Факт, сомнению не подлежащий. А вот когда с войны вернемся, тогда появятся нюансы.

– Да какая разница? – с искренним непониманием уставился на меня сержант Каруселько. – Смысл что-то дергаться, чего-то там делать, если здесь то же самое?

– Рустам, извини, но ты, похоже, не догоняешь – Я взял со стола кружку с уже остывающим чаем. – Ладно, жены и дети – они не знают, что папки не настоящие, а мы? Наши-то дети все равно не здесь, а там. А тут, я уверен, тоже наверняка все хорошие, милые, но они чужие, не наши, это хоть надо понимать? Жить здесь, зная, что твои там, с чужим дядей?

– А-а-а-а, – задумчиво протянул Каруселько. – Тогда понятно, ну да, я как-то и не подумал. – И, покачав головой, согласился: – Ну что, тогда надо лететь, лететь надо!

– Нет, так не пойдет, нельзя вот так с кондачка решать, надо все взвесить, – попробовал удариться в рассудительность Козлов. – А вдруг как нет ничего? И все, о чем мы сейчас рассуждаем, на самом деле бред? Может, оно того и не стоит?

– Ага, прям мы тут все такие идиоты! – непонятно с чего обидевшись, проворчал Прокофьев.

Но Козлов не смутился и продолжил свою линию.

– Э нет, ты погоди, – потряс он в воздухе своей кружкой. – Ты меня послушай. Я ведь не спорю, я рассуждаю: мы ведь еще совсем недавно ни о каком другом мире и не помышляли. Все прекрасно и так объяснялось. Но вдумайтесь: что, если то, что с нами происходит, на самом деле есть некое коллективное помешательство? Приложило нас так о землю неудачно, и нет ничего? Бред один? И мы, как дураки, куда там полетим?

– Ты меня в сумасшедшие не записывай! – начал было вконец разобидевшийся Прокофьев, но Болотников примиряющее поднял руки.

– Спокойно, парни. Лететь – не лететь? Смысл спорить? Тут ведь на самом деле разницы действительно никакой нет, если полетим. Что мы теряем? Если это шиза, что нам грозит? Да ничего! Ну, полетаем лишний часок на вертолете и вернемся. Нас даже не спросит никто ни о чем. Все вопросы к извозчикам. А мы что? Наше дело телячье, сели и летим, – резонно заявил Болотников, и все сразу примолкли. По всему получалось – он прав, и дрова ломать совершенно ни к чему.