Сергей Зверев - Выстрел с того света

Неожиданная и нелепая смерть подельника и друга вызывала много вопросов. Уезжая из Петербурга, Кирилл загадочно сообщил ему при прощании: «Костя, если со мной что случится, с тобой будет продолжать дело мой самый близкий друг, после тебя, конечно. Его зовут Икар. Доверяй ему как мне. Для конспирации он будет связываться с тобой твоим студенческим прозвищем – Хомяк».

Константин Дмитриевич тогда в душе посмеялся, объяснив такое поведение друга излишними возлияниями, но сейчас ему было не до смеха.

После убийства Кирилла этот Икар позвонил ему и сообщил о кончине друга, добавив, что официальная версия убийства – жена выстрелила в него в припадке ревности. Хотя, выразил сомнение его новый загадочный компаньон, он мало верит в эту версию. Недавно сомнения Икара подтвердились: Кирилла убил профессиональный убийца. По номеру телефона, который тогда высветился на сотовом Константина Дмитриевича, он позвонил Икару, попросил встретиться. Но Икар от встречи отказался, сказав: «Еще не время. Я сам на тебя выйду». Константин звонил Икару несколько раз, сообщая ему о новом «проекте» с немецкими машинами, тот по ходу давал ему советы, причем довольно дельные.

– Коля, поехали. – Начальник управления сзади дотронулся до плеча своего водителя.

А почему Кирилл перед смертью не познакомил его с Икаром? То, что он является профессиональным таможенником из близкого окружения Кирилла, сомнений не вызывает. Но кто он?! Надо вычислять.

Еще одна загадка – как Кирилл мог посадить на крючок Гудина, этого шакала! В последнее время тот с ним необычно вежлив и предупредителен. Даже поздравил его с днем рождения, чего раньше никогда не было.

О последней проверке его управления московской комиссией Константин Дмитриевич не может вспоминать без злорадного сарказма. Двенадцать псов, жаждущих крови, нагрянули к нему без предупреждения, что в их системе вообще-то считается беспределом. Комиссия во главе с начальником управления собственной безопасности ФТС вывернула наизнанку работу его управления. Особенно их интересовало таможенное оформление ввоза немецких автомашин. Серьезных нарушений не выявили. Так, мелкие технические недостатки, что, в общем-то, при таких объемах импорта нормально.

По окончании проверки Хомяков пригласил главного проверяющего к себе в кабинет. Угостив его французским коньяком, спросил:

– Владимир Александрович, скажи мне, зачем все это?

– Не знаю, – честно признался московский начальник, – Гудин мне приказал, нарой как можно больше говна.

– Я что, давал поводы?

– Не знаю, Константин Дмитриевич, я могу только предположить: это как-то связано с Ивашовым.

– Он что, ревнует меня к покойнику?

Проверяющий только развел в растерянности руки в стороны.

Проводив московскую комиссию, Хомяков позвонил Икару. Тот подробно расспросил о цели приезда комиссии из центрального аппарата. Константин Дмитриевич дословно процитировал слова председателя проверочной комиссии. «Он об этом пожалеет», – пообещал Икар, имея в виду шакала Гудина.

По возвращении в управление Хомякову сообщили, что его ждут руководители автосалона «Фольксваген», крупнейшего автодилера в регионе.

В приемной сидели массивный Селин и два его заместителя, главбух и юрист. Селин держал на коленях черную папку и барабанил по ней пальцами, выбивая арию тореадора. Весь вид его демонстрировал решительность и недовольство.

– Прошу. – Хомяков открыл настежь дверь, прилепив на лицо китайскую улыбку.

Селин вошел в кабинет торпедой, сопровождаемый жиденьким эскортом.

– Константин Дмитриевич, – директор дилерского центра с порога пошел в атаку, – это ни в какие ворота! Вы режете наш бизнес на корню…

Хомяков растянул лицо в еще более сладкой улыбке, жестом пригласил гостей сесть за длинный стол. Сам занял место за своим рабочим столом площадью квадратов десять. Вообще-то такой огромный стол ему не нужен. Расчет психологический: стол зримо устанавливает дистанцию между ним и посетителями в кабинете.

– …Государство обдирает нас пошлиной в двадцать процентов. И вы… нож к горлу, с вашими комиссионными в два процента. Побойтесь бога!

– Не поминай всуе имя Господа нашего, – с постным выражением лица процитировал Константин Дмитриевич место из Писания. – А за государство, как вы знаете, Олег Семенович, я не отвечаю. Что касается наших комиссионных. Дисконтик в пять процентов кто организовал? – Хомяков выразительно посмотрел в лицо главного автомобильного дилера. – Это было не так-то просто. Как вести дела с немчурой, вы знаете.

– Но мы тоже не можем работать с нулевой рентабельностью…

– Олег Семенович, вашу рентабельность я прекрасно знаю, – перебил его Хомяков, – я ведь наши комиссионные не с потолка взял, все просчитал. И нашу ситуационную прибыль я поделил пополам. Все честно и справедливо.

– Может, вернемся к старой схеме? Оформление транзитом? – Селин напряженно посмотрел на начальника таможенного управления.

– Нет, – тот решительно помотал головой, – я в тюрьму не хочу. На прошлой неделе у меня была инспекторская проверка. Засветись у меня хотя бы одно авто по этой схеме, я бы уже не сидел в этом кабинете.

– Ну, хотя бы один процентик скиньте в нашу сторону. – Селин резко сменил тон и уставился на Хомякова взглядом бедного просителя.

Константин Дмитриевич поднял взгляд в потолок, демонстрируя перед гостями напряженную работу мысли. Посидел так несколько секунд, затем перевел взгляд на Селина. Несколько мгновений внимательно изучал его взглядом, словно видел его впервые.

– Хорошо! Ради наших добрых отношений… Но, Олег Семенович, – Хомяков сокрушенно помотал головой, – один не могу, только полпроцента.

– С овцы хоть шерсти клок, – буркнул про себя Селин, однако взгляд его заметно просветлел.

Хомяков тоже остался доволен: отошел на заранее подготовленную позицию, держа под контролем важного компаньона.

Генерал немногословен и мрачен. Лицо – маска, взгляд полуприкрыт, движения экономные, точные, на оперативников не смотрит. Верный признак крайнего недовольства. Своего начальника управления Фролов изучил. На ковер руководитель пригласил Фролова, старшего группы СОБР и Канарейкина. Разбор полетов генерал назначил на следующий день в конце рабочего дня. В такой оттяжке был свой расчет. Во-первых, после такого прокола оперативники должны остыть, привести мысли в порядок, чтобы докладывать в кабинете начальнику управления без эмоций и взвешенно. Во-вторых, провинившиеся должны прочувствовать степень своей вины. Наконец, и в этом, пожалуй, главный расчет: психологически давит не само избиение в кабинете начальника, а его ожидание. Генерал сам вышел из оперов и прекрасно знает, что это такое. Жестко, но необходимо! В воспитательных целях.