Александр Афанасьев - Братишки

1 декабря 2001 года

Есть такая… не знаю, то ли пословица, то ли житейская мудрость, то ли молитва. Звучит она так… Господи… дай мне сил изменить то, что я могу изменить, мужества, чтобы принять то, что я изменить не в силах, и ума, чтобы отличить одно от другого.

Но все это только слова.

Какой у меня был шанс остаться в живых? Призрачный, если честно. Почти никакого. Я сделал то, что мог, – Наталья была дома, она отзвонилась, – и таким образом я сделал то, что хотел: спас ее. Шансы спасти самого себя… ну, были и такие шансы, не стоит списывать себя со счетов. Но я понимал, что теперь я чужой среди своих. Даже того убийства, которое я уже совершил, достаточно для того, чтобы Россия навсегда отказалась от меня: зачем портить триста лет дружбы каким-то уголовником, на руках которого кровь украинского офицера спецслужб. Тем более – если на моих руках будет кровь президента Украины. Проще всего закопать меня где-нибудь в тихом лесочке и забыть, причем закопать своим же. Во избежание. Но судьба снова распорядилась по-другому, с хрустом передернув колоду.

Я по-прежнему находился на какой-то даче. Судя по звукам, какие я слышал – звуки большой трассы с интенсивным движением, – недалеко от какого-то крупного города, наверное, Киева. Еще я постоянно слышал самолеты, заходящие на посадку и взлетающие, – аэропорт неподалеку.

Вилла – большой, трехэтажный особняк с зимним садом, стоящий на отшибе, – постоянно охранялся. В моей личной охране было четверо, они дежурили посменно – и еще сколько-то было на периметре. Оружия мне больше не давали, я попытался заикнуться о том, что мне надо тренироваться, и получил в грубой форме отказ. Очевидно, перестрелка на границе насторожила заговорщиков настолько, что они решили либо отложить, либо отменить акцию. Сейчас решалась моя судьба…

Новый день начался для меня с грохота отчаянной перестрелки. В шесть часов утра…

Моя комната была на третьем этаже виллы, и ее запирали на ночь на ключ. Ничего особенного – кровать, умывальник, ведро для надобностей… похоже на комфортабельную тюремную камеру. Дверь стальная, но без глазка. Стрельбу из автоматов было почти не слышно здесь, она напоминала шелест капель дождя, а вот крупнокалиберный пулемет был слышен намного отчетливее.

Я послушал происходящее – недолго, несколько секунд. Потом надел тапочки (другой обуви у меня не было), стащил с кровати простыню, разорвал и свернул ее в жгут. Набросил концы на руки, попробовал на прочность… пойдет.

Если кому-то и нужна моя жизнь – задешево я ее не продам…

Заработал «КПВТ»… его раскатистый грохот покрыл все остальные звуки перестрелки – я инстинктивно упал на пол, потому что «КПВТ» не остановит никакая стена, он любую стену пробьет, любой дувал. И в этот момент щелкнул ключ в двери, а я не успевал отреагировать. Луч фонаря осветил камеру.

– Садык. Садык, ты тут?

– Кто это?

– Жека Дон! Короче…

Я поднялся с пола.

– Ты что – жив?

Жека тряханул головой.

– Жив, как видишь. Надо идти… давай за мной. В коридоре – пригибайся…

Я вышел следом за Жекой в коридор – и тут же снова едва не бросился на пол… на инстинкте. Били с этой стороны, и на моих глазах в конец коридора прилетело. Увидел, как кирпичи летят… и тут же пыли много стало…

– Пригибайся и пошли!

Я поспешил за Жекой. Пули пробить стены не могли, но внутрь влетали регулярно через битые стекла.

– Подожди!

Лестница вела вниз, и у двери лежал труп одного из охраников – в камуфляже, с аккуратно перерезанным горлом. Крови натекло изрядно, но куртка его меня не интересовала: мне нужны были ботинки.

– Ты чо?

– Ботинки…

– Внизу, б…

Свалились на первый этаж… тут стреляли не больше, а меньше, потому что отстреливались с этого этажа. Но, судя по звуку, с нашей стороны вели огонь из коротких «калашей», и потому шансов не было. Короткий «калаш» – не тема для общевойскового боя.

– Сюда…

Подвал. Солидный, капитальный, бетонный. Еще один труп – на стуле, голова неестественно откинута назад, на полу кровь натекла. Сюда пули уже не долетали, и потому мне удалось и переобуться, и переодеться. Рядом был тот же короткий «калашников», я его взял, проверил: боевой, два магазина есть – уже хорошо.

– Куда?

– Сюда.

Еще одна дверь, еще. Потом открылась очередная, и мы вывалились в какой-то овраг…

– Давай тихо…

Трасса, как я и предполагал, была примерно в полукилометре. Трасса большая, три полосы в каждую сторону. На обочине стоял старый «ПАЗ» с зашторенными стеклами, впереди – «Фольксваген» с длинным хвостом рации.

Жека показал – ты справа, я слева…

В таких делах главное – быстрота. Жека уже рванул дверь, вышвырнул водителя, сунул автомат в салон и заорал: чисто! Я подбегал к двери, из впереди стоящего «Фольксвагена» попытался выбраться человек и не успел – я срезал его очередью, и он вывалился из двери мешком и застыл на асфальте. Я успел узнать его – низенький, крепкий, как гриб-боровик…

Похоже, он успел найти себе нового хозяина – и вместо того чтобы быть арестованным, решил арестовывать сам. Да не вышло.

Не получится уже деньги потратить, на крови и предательстве заработанные.

– Садись!

Я едва успел забраться внутрь – дверь не закрывалась, «ПАЗ» тяжело набирал ход. Похоже, прорвались.

– Сзади посмотри! – Жека не отрывался от руля.

Я начал пробираться назад. «ПАЗ» был странным – он, похоже, был переделан из похоронного, основной выход был назад, а пассажиры сидели спиной к стене, между ними было пространство. Первое, что мне бросилось в глаза, – это оружейная пирамида, самодельная и почти пустая. Но в одном из гнезд стоял «ПКМ»…

Взрыв грохнул совсем рядом, и осторожно продвигающаяся вперед группа моджахедов снова бросилась в укрытия…

Примерно минут через пятнадцать, когда осмотрелись, командир моджахедов приказал саперу идти вперед, а остальным – прикрывать его.

Сапер примерно десять минут продвигался вперед по тропе, потом какое-то время (не меньше десяти-пятнадцати минут) изучал место подрыва. Потом начал ругаться.

– Что происходит? – спросил американец.

Сапер, вернувшись по тропе, что-то объяснял амиру моджахедов, гортанно ругаясь и пытаясь показать что-то на руках.

– Переводи. Что они говорят? – потребовал американец.

– Они говорят, сэр, – ответил пакистанский коммандос, приставленный к американцу в качестве личного телохранителя и переводчика, – что эти люди использовали в качестве замедлителя измельченную сухую почву, полив ее водой. Когда она снова высохла, то посыпалась, и произошел взрыв. Эти люди знают минные ловушки, какие мы преподаем в лагерях. Они очень опасны. Моджахеды не хотят идти вперед.