Кирилл Казанцев - Инстинкт победителя

Он купил то, что просил сосед, а к завтраку – четыре сосиски, плавленый сырок и городскую булку.

Когда вернулся, Василич лежал в своей комнате на грязном скомканном белье и охал, держась за сердце.

– Ты, Миша, как накаркал, – слабым голосом проговорил он. – Совсем мне худо. Налей-ка мне поскорее.

– Может, лучше «Скорую» вызвать? – засомневался Михаил. Дед был белее простыни, на которой лежал, поджав тощие ноги.

– Она уже приехала в твоем лице. Давай скорее.

Михаил ловко отвинтил крышку с бутылки и протянул старику. Тот немедленно присосался к горлышку. Вот так – без закуски и лежа, словно ребенок, что ест из бутылочки. Только картина эта отвратная. И запах в этой комнате совсем не детский. Родин почувствовал, как к горлу подкатил комок тошноты, и вышел на кухню. Тут тоже ничего приятного. Стол завален пустыми бутылками, башка и кости от селедки лежат прямо на порванной клеенке, пригоревшая сковорода с остатками непонятного блюда, в ней окурки, повсюду пепел и мусор. И вонь. Отвратительная кислая вонь всеми этими отходами и старьем.

Михаил раскрыл настежь окно и с брезгливым видом начал убирать со стола. Напихав в полиэтиленовый пакет мусор, нашел в буфете окаменевшую чайную соду и, отколов кусочек острием ножа, принялся оттирать ею клеенку. Затем перешел к плите. Потом отдраил с помощью все той же соды и раковину, предварительно перемыв гору грязной посуды. И только присев немного перекурить, вспомнил о Василиче. Что-то совсем его не слыхать. Выпил и заснул? Нет, определенно надо делать ремонт. Тут жить просто невозможно. Когда поставил отваривать сосиски в покореженной алюминиевой кастрюле, решил-таки заглянуть в комнату соседа.

Тот лежал в неестественной позе, спустив голые ноги на пол. Чекушка валялась на его тапке, замоченной в лужице разлитой водки. Михаил кинулся к старику и приложил пальцы к его шее. Слабая пульсация говорила о том, что тот еще жив.

«Скорая» приехала минут через тридцать. Все это время Михаил тщетно пытался привести Василича в сознание. Растирал его тощее тело, бил по щекам и, преодолевая отвращение, пытался делать искусственное дыхание и массаж грудной клетки, как учили еще в армии. Но признаков улучшения состояния здоровья у старика так и не добился.

Прибывшие врачи «Скорой помощи» сразу попросили документы Василича, которые Михаил с трудом нашел. Потом вообще не хотели его забирать, объясняя это тем, что и для нормальных-то пациентов мест нет, а алкашам и подавно в больнице делать нечего. Но Михаил настоял на своем, пригрозив жалобой в Минздрав. Сам помог погрузить соседа на носилки, положил прямо на старика его трикотажные штаны и фланелевую рубаху и вынес до машины вдвоем с худосочным санитаром.

– Куда его? – спросил у него же, погрузив почти бездыханного Василича в автомобиль.

– Вторая сегодня дежурная, – нехотя буркнул санитар, захлопывая заднюю дверь белой «Газели».

Проводив взглядом «Скорую», Михаил вернулся в опустевшую квартиру. Видит Бог, он не желал такого соседа, когда думал об ожидающих его трудностях в совместном проживании. И сейчас, выключив газ под уже прижарившимися в кастрюле сосисками, потерял всякий аппетит и курил одну за другой свою неизменную «Астру». С одной стороны, надо бы было поехать вместе с ними. Узнать, что со стариком. Чего нужно? Но с другой – чего там делать без денег? Его даже слушать не станут, не то что отвечать. И он решил, что надо немедленно отправиться на товарку, поработать часов до пяти, затем поехать в больницу и уж тогда качать там права. Родин был уверен, что до его появления к Василичу никто и не подойдет. Кому он нужен – воняющий перегаром нищий пенсионер? В наших бесплатных лечебных заведениях это дело обычное. А потом скажут: скончался от сердечной недостаточности. Но Михаилу даже в голову не пришло воспользоваться такой ситуацией. Во что бы то ни стало он должен помочь Василичу.

На ходу жуя горячие сосиски, он уже спешил к автобусной остановке. Благо в кармане осталась мелочь на проезд. И он совсем не догадался пошарить в комнате соседа в поисках денег – рассчитывал лишь на собственный заработок.

Около шести вечера Михаил зашел в приемное отделение больницы, куда, по словам санитара, должны были доставить Василича. Имея при себе тысячу рублей, он чувствовал себя полноценным гражданином, имеющим право получить требуемую информацию. Но регистраторша, полистав журнал, не нашла нужного имени.

– К нам такой не поступал, – ответила она, не поднимая головы, когда Родин, едва вспомнив фамилию соседа, сделал запрос.

– Но мне водитель «Скорой помощи» сказал, что повезут к вам, – продолжал настаивать он. – Смотрите лучше. Квасников Александр Васильевич.

– Я поняла, поняла. Но такого не привозили. Попробуйте поискать в шестой. Они тоже сегодня дежурные. Это находится на пятой дачной остановке, – все так же, не глядя на посетителя, затараторила очкастая тетка.

– Я знаю где, – жутко разочарованный, Михаил отошел от маленького окошка и побрел прочь. Если он поедет в шестерку, то уже никак не успеет на работу. Туда пилить не меньше часа. Обратно соответственно тоже. И до Зоринки еще час. Как ни прискорбно, но придется отложить визит до утра.

Но куда теперь девать оставшееся время? И он решил наконец посетить парикмахерскую. Она как раз встретилась ему по пути в больницу. Вот и отлично, далеко ходить не надо.

Переступив порог маленького салона «Нарцисс», как извещала красочная вывеска с изображенными на ней желтыми весенними цветами, Михаил ощутил давно забытые специфические запахи, свойственные данному заведению. Стройная девушка с вытравленными перекисью почти белыми волосами, скучающая на своем рабочем месте, проворно вскочила с крутящегося кресла и поспешила навстречу посетителю. Салончик был настолько мал, что не предусматривал здесь даже администратора. И мастер был всего один.

– Раздевайтесь, пожалуйста, – произнесла она фразу доктора и, дежурно улыбаясь, указала на вешалку. – Вам стрижку? Голову мыть будем?

– Мыть не будем. И постригите покороче, – сказал Родин, приспосабливая свою черную куртку на неудобный крючок. Только сейчас вспомнил, что его форменная осталась на складе, брошенная среди коробок с напильниками, где он сидел в засаде. Почему-то показалось, что это было не вчера, а бог весть сколько времени назад. Слишком много событий, причем неприятных, произошло с тех пор.

Не переставая улыбаться, парикмахерша усадила его напротив большого зеркала, накрыла пеньюаром, туго затянув шею, и стала профессиональным взглядом прикидывать модель стрижки. Ее тонкие пальцы, словно бабочки, запорхали по его отросшим непослушным волосам.