Альберт Байкалов - Отпуск на войну

– Не может быть!

– Все может, поверь! Майор Юрченко двадцать лет в этой… системе…

– Куда мог пойти Балун? – наконец поняв, что хочет сказать Юрченко, спросил Никита.

– Дома, наверное, твой Балун…

– Да ладно, – повеселел Никита. – Он что, дурак? Его дома наверняка полиция ждет…

– Милиция, – поправил Юрченко.

– Что? – машинально переспросил Никита.

– У нас милиция. Ты что, из России?

– Угадал, – признался Никита.

– У‑уу! – протянул Юрченко и неожиданно прижал палец к губам: – Т‑сс! Мне начальник сказал ехать за этим обормотом, а я ему – вот! – Он поднес к лицу Никиты руку и сложил кукиш.

– Понятно, – отстраняясь от руки, вздохнул Никита и тут же спохватился: – Ты сказал, тебя за ним отправляли. А куда? Адрес можешь дать? Я съезжу.

– За ним уже поехали.

– Кто?

– Так девка эта и поехала, – продолжал удивлять Юрченко. – С подругой…

– Какая девка? – ничего не понимая в становившейся бессвязной речи Юрченко, допытывался Никита. – С какой подругой?

– С сестрой ее!

– Чьей?

– Катькиной!

– Так с сестрой или с подругой?

– С сестрой, – выдохнул майор. – Рита зовут!

– А ты, выходит, им адрес дал?

– Зачем он им? Они и так знают.

– А мне ты можешь сказать? – Никита полез в карман за деньгами.

– Могу! – Увидев деньги, Юрченко так кивнул головой, что ударился подбородком о собственную грудь.

Небо над центром города было розовым от далеких пожаров, а на его окраины кто-то словно натягивал спасительную черноту. В поисках нового убежища Балун практически на ощупь обошел больницу с другой стороны, и тут снова стали рваться снаряды. Вернее сказать, рвались они постоянно, просто до этого где-то далеко. Устремившись вдоль стены дома, Балун вдруг шагнул в пустоту.

– Ух! – вырвалось из него.

Шаря по сторонам свободной рукой, он понял, что с двух сторон зажат стенами, а ноги лежат на бетонных ступенях. Прямо перед ним оказался проход, и он поводил в нем рукой.

– Тихо! – раздалось из темноты.

Он замер. Что это? Голова наливалась тупой болью.

– Кто здесь? – строго спросила темнота женским голосом.

– Я! – отчего-то уверенный, что этого достаточно, выдавил из себя Балун.

– Что, упал? – участливо спросил какой-то старик, и тут же послышались осторожные шаги.

– Вроде как. – Наконец до Балуна стало доходить, что он просто свалился по лестнице, ведущей в подвал, и сейчас разговаривает с людьми, которые прячутся здесь от бомбежки.

Кто-то тронул его за плечо, провел холодными пальцами по щеке:

– Встать можешь?

– Попробую. – Отстранившись от руки, он медленно встал сначала на четвереньки, потом, придерживаясь за стену, выпрямился.

– Пошли! – громко позвал старик и взял его под локоть.

Приволакивая ногу и придерживая ушибленную руку, Балун похромал следом.

– Марина Павловна, подсвети! – попросил старик.

Впереди вспыхнул и задрожал желтовато-бледный огонек. Это была свеча. Балун увидел выступившее из темноты женское лицо. Рядом еще… Люди сидели и лежали вдоль стен на матрацах, досках, картонках. Накрывшись каким-то тряпьем, спали дети. Было душно.

– Садись, – сказал старик, помогая ему опуститься на одеяло.

– Спасибо, – поблагодарил Балун.

– Только свет погаси, а то так до утра не хватит. Ты откуда бежал?

– Из больницы, – соврал Балун.

– Ополченец?

– Почти, – не зная, как вести себя и что говорить, ответил Балун и напрягся в ожидании следующего вопроса.

– Есть будешь? – неожиданно спросил старик.

Балун молчал.

– Держи… Тут половинка огурца и хлеб… Как говорится, чем богаты.

– Спасибо.

Боль вдруг стала такой невыносимой, что Балун, не выдержав, повалился на бок.

– Ты чего? – насторожилась темнота.

– Чуть полежу, – виновато сказал он.

– Давай, – успокоился старик.

Запихнув в рот огурец, Балун перемолол его челюстями и тут же стал рвать зубами хлеб. Он был черствый и отдавал плесенью, но Балун готов был поклясться, что не ел ничего вкуснее. За ушами щелкало, корка резала десны, и во рту появился привкус крови, но он, не обращая на это внимания, с жадностью проглотил угощение и затих.

Темнота гудела комарами и бухала далекими разрывами.

– Как надоело! – всхлипнула женщина. – Бомбят и бомбят!

– Я мальцом войну помню, – заговорил старик. – Мы в деревне жили. Десять годков тогда было…

– Подумать только, – цокнула языком женщина. – Мой отец бандеровцев бил, а сейчас сын с ними воюет. Что же это за зараза такая?

– Еще будешь? – снова раздался над головой старческий голос, и в руку что-то уперлось.

– Спасибо, не надо! – с трудом пересилив себя, чтобы не взять, поблагодарил Балун.

Каким бы он голодным ни был, но объедать этих людей не собирался. Постепенно глаза закрылись…

Никита с силой оттолкнулся ногой от кромки рампы и сгруппировался. Встречным потоком воздуха его подбросило как мяч, а из глаз выбило слезу. Мысленно отсчитав время, он привычным движением потянул кольцо. Странно, но рывка не последовало. Хватая ртом воздух, он посмотрел вверх и ужаснулся, не увидев купола. Парашют не раскрылся. Завороженно глядя на зажатое в руке кольцо, Никита стремительно приближался к земле. В ушах завыло… А‑аа!

Он сидел весь мокрый и смотрел перед собой.

– Что, сон плохой приснился? – насмешливо спросил у него Маршал.

Сидя за столом, он читал при свете керосиновой лампы книгу. Стены блиндажа были укреплены досками из-под снарядных ящиков. Выкрашенные в зеленый цвет, они поглощали скудный свет «летучей мыши», и из-за окружавшей Маршала черноты казалось, что он висит в воздухе.

Никита никак не мог взять в толк, что за писк стоит в голове, и тронул висок.

– Да возьми, наконец, трубку! – не выдержал лежащий рядом Тунгус.

– Точно! – спохватился Никита, хватая мобильник.

Узнав, что у него спутниковый телефон, ночью несколько ополченцев позвонили уехавшим в Россию родственникам.

Он отвернул антенну и приложил трубку к уху:

– Слушаю…

– Здравствуй, сынок! – послышался голос матери.

– Привет! – Пытаясь понять, сколько сейчас времени, Никита посмотрел на бойницу. На улице светало.

– Ты что, спишь? – испугалась она. – Я разбудила тебя? Извини! Посчитала разницу в шесть часов…

– Нет, не сплю, – прогоняя остатки сна, ответил он. – Телевизор смотрю…

– А что идет?

– Да по местному каналу какой-то фильм. Про войну…

– Ох уж эта война! – запричитала мать. – С утра до вечера по всем каналам… У тебя там все нормально?

– Ты ведь недавно звонила, – напомнил Никита. – Что могло за это время произойти?

– Да мало ли? Неспокойно мне как-то. Ты когда на пожар полетишь?