Максим Шахов - Игрушка из Хиросимы

Это казалось невероятным, но темные глаза японки потемнели еще сильнее.

— Харакумо говорит, что это невозможно. Он обвиняет русских. На месте взрыва были обнаружены фрагменты взрывчатки российского происхождения.

Бондареву не хотелось грубить этой красавице, но обычно женщины другого языка просто не понимают.

— Плевать мне, что говорит Харакумо, я хочу знать, что думаете лично вы!

В который раз за вечер Мизуки опустила голову. Слезинка, сорвавшаяся с ее щеки, оставила темное пятнышко на светло-голубом кимоно. Бондареву было жаль ее, потому что он знал ответ. Мизуки Такахито мялась и выкручивалась, потому что ей угрожали Хозяева.

— Вы сообщили в полицию о том, что вам угрожали? — спросил он.

— Кто сказал, что мне угрожали? — побледнев, дрожащим голосом проговорила она.

Бондарев тяжело вздохнул. Мизуки не хотела говорить правду. Тогда он решил зайти с другого боку:

— А что думает полиция по поводу взрыва на фабрике? Что показала экспертиза?

— Мы не вызывали полицию.

Ее ответ потряс Бондарева.

— Почему нет? — взревел он.

— В уважаемых компаниях принято держать такие вещи при себе. Ни к чему терять лицо, признаваясь в своей уязвимости. Хато решил, что лучше будет скрыть происшествие. Он обещает во всем разобраться. Ведь это просто промышленный шпионаж.

— Промышленный шпионаж, — повторил Бондарев. — Просто. Поэтому я здесь. Ладно. Все же почему вы не сообщили в полицию об угрозах Хозяев?

— Это невозможно, — печально покачала головой Мизуки. — После того как Россия наотрез отказалась пересматривать договор о Курильских островах и ваш президент трижды побывал там, словно насмехаясь над Японией, японцы настроены к вам… э-э, не слишком дружественно.

— Враждебно?

— Многие — да. В том числе и полицейские. Даже если бы мне действительно угрожали и я обратилась бы в полицию, они могут предупредить Хозяев, и тогда… — Японка умоляюще посмотрела на Бондарева: — Но вы должны верить мне, Константин. Мне никто не угрожал.

— О’кей, — поморщился Бондарев. — Не хотите говорить, не надо. Но на следующий вопрос вам придется ответить.

— Какой вопрос?

— Кто знает о вашем звонке Боровому? Кто знает, что я приехал сюда под видом бизнесмена Константина Железняка?

— Я никому не говорила.

— Неужели?

— Никому. Я даже поселилась в отеле «Ориентал», чтобы позвонить в Россию оттуда. Вы же знаете, как легко отслеживаются звонки с мобильных телефонов.

Бондарев знал. И прекрасно помнил отель «Ориентал» с его злополучным номером 1009.

— Но кто-то знал, — настаивал он. — Вы уверены, что никому не проговорились? Например, своему замечательному управляющему Харакумо?

— Абсолютно уверена.

Ее губы плотно сжались, образовав тонкую красную линию, но Бондарева это не остановило.

— А ваша секретарша? Наверняка у вас есть секретарша, ведь так?

— У меня и Хато Харакумо одна общая секретарша. Ее зовут Кйоко Шурингари. Она молода, но работает в компании с шестнадцатилетнего возраста. Мы оплатили ее обучение и…

— Отлично, — оборвал японку Бондарев. — Рад за девушку. Но я здесь не ради нее, я здесь ради вас. И я хочу знать, кто знал о ваших отношениях с Боровым.

— Думаю, никто, — произнесла Мизуки после краткого раздумья. — И секретарша ничего не знала.

— Тогда как насчет Макимото? Вашего вице-президента? Уж он точно что-то знал. Не зря же мне было поручено вступить с ним в контакт по прибытии в Токио. Он снабдил меня оружием. Значит, знал? Как много? Что именно?

На этот раз японка покраснела, а не побледнела.

— Не нужно подозревать Макимото, — выпалила она. — Он один из самых надежных людей в моем окружении. Известно ему очень мало. И он ни за что не предаст меня. Для этого… для этого есть причины.

— Какие?

— Не важно.

Бондарев предположил, что смазливый вице-президент является любовником Мизуки, и не стал углубляться в эту тему. Вместо этого он спросил:

— Скажите, а номер в «Ориентале» вы забронировали сами? Не воспользовались услугами Кйоко? Или отца? Или брата?

— Насчет секретарши я вам уже все сказала, — заявила японка. — Что касается отца, то он живет со мной, но почти не встает с постели после очередного удара. А брат… с ним не все в порядке. Он… он…

— Болен? — предположил Бондарев.

Она кивнула.

— Физически? — Не дождавшись ответа, он сделал новое предположение: — Психически?

Мизуки уставилась на свои ладони, обхватившие колени.

— Он — умственно отсталый.

— Бедняга. И ему тоже угрожают? Как и вам?

Она вздрогнула. В ее глазах промелькнул животный ужас.

— Кто сказал, что нам угрожают?

— Фактически вы сами, — вздохнул Бондарев. — Кто тут жаловался, что подписал себе смертный приговор звонком Боровому? А потом вы добавили, что я стану причиной вашей гибели. Я ничего не напутал?

Она улыбнулась… если это можно было назвать улыбкой.

— Но разве не очевидно, Константин, что Хозяева северных территорий проведали о вашем визите? Вас дважды пытались убить. А раз они знают о вас, то, вероятно, знают, кем и зачем вы посланы. Если даже я пока не под подозрением, то очень скоро все выяснится. Вот что я имела в виду.

— И каким же образом это выяснится? — полюбопытствовал Бондарев.

— Например, вас возьмут в плен и заставят говорить.

— Такое уже случалось. В Уганде, например. Да только без толку.

От ее усмешки мороз пошел по коже.

— Африканцы умеют быть жестокими, — сказала она, — но никто не сравнится с японцами в применении эффективных методов допроса. Даже китайцы.

— Проверю при случае.

Бондарев встал, решив, что вытянул все, что можно было вытянуть из этой азиатской красавицы. Его подмывало сослаться на опасности и попроситься к ней на постой, но она была слишком потрясена, слишком напугана, чтобы пользоваться ее гостеприимством. Поэтому, подавив эгоистический порыв, Бондарев сделал Мизуки совсем другое предложение:

— Давайте встретимся завтра.

— Н-ну… давайте…

— На фабрике, — уточнил Бондарев. — Мы применим военную хитрость.

— Военную хитрость? — переспросила Мизуки, в голосе которой не ощущалось ничего, хотя бы отдаленно напоминавшего энтузиазм.

— Да. Сделаем вид, что я коммерсант. Делаю бизнес на игрушках. Интересуюсь вашими потрясающими дедами-морозами. Это даст мне возможность побеседовать с Хато Харакумо и Кйоко… Как ее?..

— Шурингари, — машинально подсказала японка, которой явно не нравилась эта затея.

На ее лице отражалась мучительная борьба. Она хотела послать русского гостя куда-нибудь подальше и одновременно возлагала на него надежды.

— Не волнуйтесь, — успокоил ее Бондарев. — Я буду крайне осторожен. Никому не признаюсь, кто я такой на самом деле. В том числе вашему отцу и брату.