Владимир Колычев - В мире животных

– Но я правда ничего не помню!

Я зажмурил глаза и, обхватив голову руками, закачался на стуле. Все правильно говорит Вадим – улики против меня. А ведь я действительно мог подняться в квартиру, а Лева – открыть мне дверь…

– Значит, надо вспомнить.

И я вспомнил. То, что в квартире была Кристина, вспомнил.

– А Кристина что говорит?

– Какая Кристина?

– Как это какая Кристина? – Я ошеломленно посмотрел на Толстоногова. – Я же говорил!

– Говорил, – кивнул он. – Только не было ее в доме.

– Как это не было? Должна быть. Это ее квартира!

– Не было никакой Кристины в доме. Когда прибыл наряд, в квартире был только труп.

– Ну, может, она растерялась, уехала… А кто полицию вызвал?

– Соседи. Дверь приоткрыта была, труп в прихожей лежал…

– В прихожей?

– Я же говорю, ты мог вернуться в квартиру и ударить Баянова ножом…

– Он мне открыл дверь, а я его ножом, да?

– Ну, вот видишь, уже вспоминаешь.

– А как я мог его ударить, если нож на кухне оставался?

– Ты помнишь, где оставался нож?

– Нет, я помню, что в машине у меня ножа не было. Я без ножа выходил.

– У тебя мог быть свой нож. Но эту версию лучше исключить. Баянова убили ножом из кухонного набора. Идентичные ножи остались в сорок восьмой квартире, а оружие убийства нашли у тебя в машине. Такая вот невеселая ситуация.

– И как из нее выпутаться?

– Не надо выпутываться. Расскажи, как все было. Расскажи, как ты застукал свою любовницу с Баяновым, как он издевался над тобой, вымогал у тебя деньги. Было такое? – Вадим смотрел на меня неподвижным, будто замерзшим взглядом.

– Ну, было.

– Ты пил с ним, но не напивался. Это важно. Ты должен помнить, как ударил его ножом. Как ударил и за что. Это очень важно. Если признаешь свою вину, будет следственный эксперимент, и ты должен будешь показать, как все было…

– Но я не помню!..

– Ничего, я помогу тебе восстановить картину. И следственный эксперимент подтвердит твою вину.

– Но я ведь не убивал!..

– Убивал! – ничуть в том не сомневаясь, отрезал Вадим. – Я это знаю точно, поэтому ты не думай, что я предлагаю подлог. Нет, я всего лишь помогаю тебе щадящий вариант. И только потому, что знаю, кто такой Баянов. Будь он законопослушным гражданином… В общем, давай без лирики. Если ты согласен признать свою вину, то я помогу тебе смягчить ее. Если нет, попадешь на умышленное убийство, это до пятнадцати лет. А если навесят отягчающие, уже «двадцатка» или даже пожизненное. А отягчающие обстоятельства на трупе. Восемь ножевых ран – это можно классифицировать как особую жестокость. Но если без жестокости, то пятнадцать лет – это немало, согласись.

– Да это вся жизнь, – через силу выдавил я.

Нетрудно было догадаться, какой она будет, эта жизнь. Изолятор, суд, тюрьма, этап, зона – такая вот жизнь после смерти. После моральной смерти, которая запросто могла перейти в стадию физической. Нарвусь где-нибудь в камере на урку вроде Баяна, и насадят меня на нож…

А может, лучше самому в петлю? Эта мысль вдруг показалась мне заманчивой. Раз – и все проблемы решены…

Но тогда меня похоронят, и мое тело будут пожирать кишмя кишащие черви… Может, лучше все-таки сдаться и списать убийство Баянова на состояние сильного душевного волнения? Три года все-таки не так страшны, как вечность…

Тюрьма тюрьмой, а обед по расписанию. Аппетита особого не было, но мой организм уже настраивался на борьбу за выживание. А в этой борьбе свои правила. Например, если есть возможность поесть, обязательно сделай это. Хотя бы потому, что ужина может и не быть… Поэтому я оживился, когда за дверью послышалось движение. На допросе я уже сегодня был, прогулка будет ближе к вечеру, значит, побеспокоить меня собираются, чтобы накормить.

Еда в изоляторе невкусная, но, как мне объяснили, по сравнению со следственным изолятором здесь чуть ли не ресторанная роскошь. Еда сюда шла из гражданской столовой, где готовят для обычных людей, а не арестантов. В тюрьме готовят совсем по-другому, и продукты там далеко не те…

В принципе, не так уж и плохо было похлебать столовского борщеца с ложкой сметаны в нем…

Дверь открылась, и в камеру зашла Варвара. Вот уж кого я не ожидал здесь сейчас увидеть, так это ее.

Разумеется, Варя знала о моем аресте. И вещи мне в камеру еще позавчера передала. Но о свидании речи пока не было… Да и захотела бы она со мной видеться после того, что произошло?

Мне не хотелось, но я согласился на предложение Вадима и взял вину на себя. Но при этом официально признался в том, что Кристина и Марина были моими любовницами. А Варю вызывали на допрос и спрашивали, что знает она об этих женщинах. Такая вот петрушка – мелко нарезанная и как соль на мои раны.

Варя узнала все, только вот Кристина не желала соглашаться с тем, что спала со мной. Мне бы радоваться, но, увы, своими показаниями она ставила крест и на моей защите, и на мне самом. Оказывается, ни со мной она не спала, ни с Левой. Со мной познакомилась в фитнес-клубе, но в гости не звала. Я сам пришел, без приглашения, и еще Баянова с собой привел. Мы устроили пьянку, она попыталась нас выгнать, но, поскольку из этого ничего не вышло, ушла сама. И подалась к матери, у которой находился ее ребенок…

Кристину можно было понять. Она устраивала свою жизнь, и ей не нужна была дурная слава. Но меня ее «невинность» могла утопить…

Но Кристина где-то там, а Варя здесь. И прическа у нее свежая, и макияж. Рубашечка на ней интересная, скрывающая жировую массу на животе, джинсы туго обтягивают длинные и все еще красивые ноги. Ей бы еще туфли на шпильке, но каблук средний. Прическа скромная, макияж спокойный, не кричащий. Она знала, куда шла. Она же не проститутка, которую купил заключенный, а жена, пришедшая на свидание с арестованным мужем. И поведение соответствующее, и вид…

Но при всей своей непритязательности Варвара выглядела необыкновенно хорошо. Вернее, непривычно. И заметная полнота, как мне казалось, практически не портила ее. И ноги у нее красивые, соблазнительной формы… Или она действительно похорошела с тех пор, как я ее не видел, или это во мне произошла переоценка ценностей. А может, и то, и другое.

Ломка понятий во мне действительно произошла. Раньше казалось, что я недостаточно успешен, и дом не так хорош, и жена толстая. И Вите Булахову я завидовал… Я и сейчас ему завидовал, но исключительно потому, что Витя сейчас на свободе. А дом у меня прекрасный, и завод не такой уж маленький, и жена вовсе не так плоха, как я думал по непричесанной своей глупости… Вернуться бы домой с чистой совестью, жить и работать, как прежде. Жить и работать в полное свое удовольствие. И жене бы слова плохого не сказал. И не гулял бы больше…