Владимир Колычев - В мире животных

– Лариса сказала?

– Да нет, она не дура, чтобы такое рассказывать.

– Может, Витя?

– С какой это стати?

– А вдруг?

– Что?! – Варвара так глянула на меня, что я почувствовал, как голова вжимается в плечи. Интересно, что будет, если я заикнусь про Каратая? Она ведь снова останется в белом, а я буду чувствовать себя оплеванным. – Марина мне сказала. Вы за телефоном пошли, а мы в машине остались. Она мне сказала.

– За телефоном пошли… – в гнетущем раздумье повторил я.

Мы за телефоном пошли, Витю чуть не убили, я попал под раздачу, а Варвара спасла меня. И после этого я ее в чем-то обвиняю…

– Она к нему, а у него ни о чем, – как-то не очень весело улыбнулась она. Жаль ей Витю. Не тот она человек, чтобы радоваться чужому горю…

– Что она еще тебе рассказала? Может, все-таки сказала, кто стоял за Максом?

– Не знаю, – нервно бросила Варвара, взяла мой бокал, неторопливо поднесла его к губам и выпила.

– Эй, ты за рулем!

– Плевать… И на Валеру плевать… Домой поедем. Но сначала протрезвеем… Как насчет того, чтобы снять здесь люкс?

Возможно, Варвара чувствовала, что я вот-вот предъявлю ей счет за измену. Если так, то она выбрала отличный вариант, чтобы отодвинуть объяснения на потом…

Но проблемы ведь никуда не делись, и я это прекрасно понимал.

Снижение ставок по кредиту – дело хорошее, но Варвара отказалась от рефинансирования. Позвонила Орловскому и отказалась. И еще сказала, что больше не участвует в бизнесе. Сказала и действительно отошла от дел, взвалив все на меня.

Она уже три дня безвылазно сидит дома. От салона красоты она не отказалась, но вчера мастер выезжал к ней сам. И спортом она дома занимается. Условий для этого пока не много, но кто хочет заняться собой, тот найдет для этого возможности даже в тюрьме. Уж кто-кто, а я это знал…

У меня тоже было желание держать себя в хорошей форме, но от горячей булочки на завтрак я не отказался. И в фитнес-клуб я не поеду. Раз уж Варвара решила посвятить себя дому, то и я не должен давать повода для измен.

После завтрака я тепло попрощался с женой, сел в машину и выехал со двора. Омоновцы, как это было однажды, на пути у меня не встали, значит, все в порядке. И дальше должно быть хорошо…

Все-таки я решил не ворошить прошлое. Наступил на горло песне оскорбленного самца и живу дальше, как оцивилизованный лох. Не скажу, что это радует меня, но уж лучше так, чем прозябать потом на руинах семейной жизни.

К тому же не стоило забывать и о собственных изменах. Варвара простила меня, я должен быть ответить ей тем же. Ну, было и было… Главное, чтобы впредь не было. И мне почему-то казалось, что не будет…

Я уже подъезжал к заводу, когда зазвонил телефон.

– Антолий Васильевич? – спросил Скоромыхов.

Где-то под селезенкой образовалась сосущая пустота. Неужели в деле открылись какие-то обстоятельства, которые могли вернуть меня на нары?

– Вы не могли бы подъехать ко мне?

Павел Савельевич вел себя вежливо, но именно это меня и пугало. Вежливость – это такое же оружие в руках следователя, как и авторучка – над текстом протокола. Зачем засылать по мою душу группу захвата, если я мог сам пожаловать к нему в кабинет. Где меня и примут…

Отказываться от визита в прокуратуру я не стал. Все равно ведь повяжут, если вдруг что не так.

В кабинет к Скоромыхову я входил на ватных от волнения ногах.

– Что-то вид у вас, Анатолий Васильевич, бледный, – усмехнулся следователь, пожав мне руку. – Случилось что?

– Случилось. Радость великая, благодать неуемная. И сразу все после вашего звонка. Как думаете, это совпадение?

– Шутите? Это хорошо.

– А что плохо?

– Да вы не переживайте, задерживать я вас не стану. Просто хотелось бы получить ответы на кое-какие вопросы. Вопросы кое-какие, а вот ответы абы какими быть не должны…

Скоромыхов достал из пачки сигарету. И мне кивнул, дескать, если есть желание, можно присоединиться.

Я закурил, а следователь продолжал тянуть паузу. Казалось, этим он пытался набить ценность предстоящему разговору. Впрочем, я и без того был заинтригован.

– Я беседовал с Полевчук, – наконец заговорил он. – Хотел узнать про Гучкова. И не узнал. Скрытная он личность, этот Гучков. Пользовал девушку, но не открывался. Втемную потому что использовал… Хотя все-таки прокололся. Фамилия у него действительно Гучков. Личность его мы установили, это было не трудно. Гораздо сложнее было узнать, что это за личность… – Скоромыхов полез в стол, достал оттуда новенькую папку-скоросшиватель, открыл ее. – Гучков Максим Иванович, одна тысяча девятьсот семьдесят первого года рождения, уроженец города Москвы. В девяносто первом году был осужден на четыре года за разбой, отсидел, вернулся домой. Как он попал в бригаду к псковским, я не знаю, но он был активным участником этой банды…

– К псковским? В Москве?

Я даже не знал, как называлась банда, которую сколотил Антон Привольнов. Очень даже может быть, что ребята называли себя псковской братвой.

Значит, все-таки от этой банды уши растут.

– Да, к псковским. В Москве, – внимательно глядя на меня, кивнул Скоромыхов. – Вы что-нибудь можете сказать мне по этому поводу?

– Ничего.

– Уверены?

– Пока ничего.

– Псковские дали о себе знать в девяносто четвертом году, когда расследовалось дело о чеченских авизо. Слышали о таком деле?

– Ну, что-то краем уха, – кивнул я.

– В девяносто третьем году по фальшивым банковским поручениям у государства было украдено свыше четырех триллионов рублей, – сказал Скоромыхов, поглядывая на вложенный в папку документ. – Это только чеченцы, которые все и начали. Братья-славяне подключились позже, но на их долю тоже кое-что досталось. Особенно хорошо поднялась на этом деле псковская братва. Сколько там они украли денег у государства, неизвестно, но поживились прилично. И банду свою усилили, и бизнес в Москве открыли. Я имею в виду легальный бизнес. Вам это интересно, Анатолий Васильевич? Или вы все это без меня знаете?

– Знаю? Да нет, не знаю… Вы меня в чем-то подозреваете? – пытаясь скрыть свою растерянность, возмущенно спросил я.

– Нет, нет… Продолжать?

– Я так понял, вы меня к чему-то хотите подвести?

– Да нет, просто интересно, как все эти далекие московские события могли отразиться на нашем с вами деле. Казалось бы, какое отношение к нему может иметь Антон Привольнов? Знаете такого?

Не хотел я отвечать на этот вопрос, но что, если Скоромыхов и сам все знает? Если я скажу «нет», то поставлю себя в дурацкое положение.

– Не знаю.

И все-таки я пошел в отказ. Если что, никогда не поздно будет сознаться. В таких случаях главное – изобразить раскаяние…

– А Валерия Затулина?

– Нет.