Александр Тамоников - Солдат, который вернулся

— Но ведь и память тоже никуда не уходит.

— Скажи, что мне делать.

— Из меня, Лена, плохой специалист по разрешению семейных проблем. Возможно, я и не прав, но мне кажется, все у вас устаканится. Потому что Колька любит тебя. Время притупит воспоминания.

Елена вздохнула и спросила:

— А как теперь жить? Пока не притупятся эти проклятые воспоминания?

— Живи так, как сердце подсказывает. В понедельник ему на работу?

— Да.

— Ну вот, к его приезду приготовь что-нибудь вкусненькое, сама нарядись.

— Если он вернется.

— Вернется. Не сможет без вас. Голова просветлеет, по-другому на ваши отношения посмотрит. Лишь бы опять по приезде не сорвался.

— Ну, не знаю. А может, нам действительно какое-то время врозь пожить?

— Решайте сами.

— А вдруг он в Москве и взаправду загуляет?

— Тогда прощать его будешь ты, если захочешь. Сейчас же будь такой, какая есть. Если что, я дома до понедельника. Передай Кольке, пусть не спешит в район. Мне самому надо двадцать девятого числа быть в столице, подброшу его. Заодно и поговорю.

— Хорошо, передам.

— Будет желание, заходите вечером.

Впервые за день Елена улыбнулась.

— Так к тебе и без нас есть кому прийти, — заявила она.

— Вы, женщины, неисправимы. А главное, все знаете. Откуда?

— У нас особое чутье на такие дела.

— Что ж тогда оно тебе не подскажет, как снять проблемы в своей собственной семье?

— А вот об этом оно молчит.

— Ладно, пошел я.

— Я передам Кольке насчет понедельника.

— Передай.

Елена зашла в дом, Николаев направился к себе. На своем крыльце курил Степан Петрович.

— Будь здоров, Рома! Как съездил в столицу?

— Здравствуй, Петрович! Нормально съездил.

— Катька говорила, тебя начальство вызывало, да?

— А если и так, то что?

— Ничего. Интересно просто. Скучно у нас в селе стало, за любую новость хватаемся. Кстати, ты там вроде насчет Катькиного устройства хотел похлопотать.

— Хотел и похлопотал.

— Что получилось?

— Это я с ней обсужу, если она захочет.

— Хорошо было бы, если бы Катька устроилась в Москве. А то мается баба, сохнет, сидит в четырех стенах, только во двор и кажет нос. Подруга к ней с того края приходила, так она не вышла. Сказала, не о чем мне с ней разговаривать. Добро еще, что на отца с матерью не срывается, не грубит. Но чего ни спросишь, ответа не дождешься. Отмалчивается.

Николаев присел на крыльцо рядом с Петровичем, прикурил сигарету и спросил:

— На меня обиделась.

— Наверное, хотя чего ей обижаться? Ты ее не соблазнял. Она не девка, которую ты обманом в койку заволок, сама к тебе на шею бросилась. Вот на себя пусть и обижается. Мне, отцу, конечно, жаль ее, но так, как она, порядочные бабы себя не ведут. Да, жених ты, понятное дело, завидный, только не для таких, как Катька.

— Это еще почему?

— Ты меня слушал или о своем думал?

— Тебя слушал.

— Незаметно. Иначе услышал бы. Когда с ней о работе говорить будешь?

— Ты скажи Екатерине, чтобы зашла ко мне.

Петрович выкинул окурок в лужу и заявил:

— Не пойдет! Хоть и поздно, но гордость выкажет.

— Ты передай, а прийти или нет, решать ей. Не появится она, тогда завтра я зайду сам.

— Но ты хоть скажи, Рома, получилось с работой-то?

— Получается.

— Ну и слава богу. А Катьке твои слова я передам, не сомневайся. Сейчас домой зайду и скажу.

— Вот и ладно.

— Ты обедал? А то Марина щей наварила, за неделю не съесть.

— Обедал, спасибо.

— Может, вечерком по граммулечке?

— Нет, Петрович, обойдемся без граммулечек.

— Ну, как хочешь, а я выпью. Я, Рома, на эту жизнь новую трезвым глазом смотреть не могу. На выкрутасы дочери и оханье жены тоже.

— А ты попробуй, вдруг получится?

— И пробовать не буду. Мне это на хрен не надо.

— Давай!

Николаев вернулся домой. В углу на старом кресле лежали рубашка, джинсы, нижнее белье, носки, прикрытые спортивной майкой. Все это надо было стирать, да и куртку почистить.

Прапорщик тяжело вздохнул, достал из-за печи корыто, поставил на табурет, рядом примостил пачку стирального порошка. Он переоделся в спортивный костюм, взял в сенях ведра, сходил к колодцу, принес воды. Роман бросил белье в корыто, стал читать инструкцию по применению импортного порошка, и тут в дверь тихо постучали.

— Открыто! — крикнул он.

В комнату вошла Екатерина.

Николаев отложил в сторону пачку порошка и проговорил:

— Вот изучал инструкцию, сколько нужно засыпать этой массы. Хорошо, когда есть стиральная машина.

— Здравствуй, Рома, — в ответ сказала Екатерина.

— Извини, здравствуй.

Женщина стояла на входе, прислонившись к косяку.

— Зачем звал? Насчет работы?

— Проходи, поговорить надо.

Екатерина прошла в комнату, присела за стол.

— Я слушаю тебя.

— В общем, так, Катя, работу для тебя нашли. Точно не знаю где, но в каком-то гипермаркете.

— Не уверена, что справлюсь. В этих столичных магазинах столько народу, и каждый со своими претензиями!

— Ты сначала пройдешь подготовку, стажировку, а уж потом встанешь за прилавок. У тебя все получится, ты человек коммуникабельный.

Екатерина невесело усмехнулась и осведомилась:

— Ты намекаешь на то, что с мужиками быстро схожусь?

— Я о том, Катя, что ты умеешь общаться с разными людьми.

— Ладно, с этим понятно. Меня, как я вижу, не собираются спрашивать, хочу ли я работать продавцом или нет. Ну и пусть. Я привыкла, что многое за меня решают другие, даже если их не просят. Жить-то где буду? В общаге какой-нибудь за половину зарплаты?

— Тут два варианта. Есть общежитие, но не какое-нибудь, а нормальное, семейное, за небольшую плату и со всеми удобствами. Конечно, соседей там у тебя будет побольше, чем в обычных жилых домах.

— Ясно. Какой второй вариант?

— Жить у меня.

— Что? — Екатерина изобразила удивление. — У тебя? В качестве кого? Содержанки, домработницы, женщины для утех?

Николаев с силой ударил кулаком по столу, от чего Екатерина вздрогнула.

— Ты прекратишь ерунду молоть? Специально, что ли? Какая содержанка, домработница, женщина для утех? Я предлагаю тебе жить вместе.

— С чего это вдруг? То гонишь из дома, то зовешь в постель.

— Во-первых, я не гнал тебя, во-вторых, спать со мной или нет, решать только тебе. Приставать не собираюсь. Да и видеть меня ты будешь редко.

— А как же соседи? Что мне говорить им? Тебя они наверняка знают, а вот кто для них буду я? Кем мне представляться? Сестрой двоюродной?

— Женой!

— Чего? Ну и рассмешил!.. Сам-то подумал, что сказал?

— Подумал. Обещать ничего не буду, поживем — посмотрим.

— Что посмотрим, Рома?

— Да чего ты душу рвешь? А то не знаешь?

— Представь себе, не знаю. Ты, оказывается, непростой человек. Это мы в селе все такие, как пять копеек, а ты другой. Как же я могу знать, что у тебя на уме?