Михаил Нестеров - Умный выстрел

— Подъезжай со стороны Ставропольской улицы, — продолжал Белоногов. — Не доезжая до кладбища, свернешь налево и — до конца лесопарка. Патрульных в оцеплении я предупредил насчет тебя. До встречи.

Я успел сказать спасибо только коротким гудкам и сложил финскую «раскладушку».

Футболка, джинсы, кожанка, ботинки. Прихватив гоночный шлем, я вышел из дома. Мой «Судзуки» завелся с пол-оборота, и я взял направление на Кузьминский лесопарк.

Мне пришлось оставить байк на попечение патрульных, дежуривших на безлюдной развилке и в нескольких десятках метров от пруда. При свете полицейских машин на месте происшествия работала следственно-оперативная бригада. Белоногов стоял поодаль от основной группы людей, жадно и часто затягиваясь сигаретой. На его крупную фигуру падал свет от фар «скорой помощи», остановившейся в некотором отдалении от оперативных машин и всего следственного перфоманса.

— Привет, — поздоровался он, не поворачивая головы, когда моя тень выросла рядом с его. И эта «живая картинка» напомнила мне сцену из «Бриллиантовой руки»: «На его месте должен был быть я».

— Кого грохнули? — спросил я нарочито безучастным голосом. Как будто искусственно созданное равнодушие было наделено способностью отвести беду от Ани Аннинской. Я даже скрестил пальцы и прикусил губу: «Только не ты… Только не это». Ее смерть подчеркнула бы мою нерасторопность. А моя клятва найти убийцу Виталия Аннинского превратилась бы в проклятие.

Я даже не попытался связаться с Аннинской. Согласно условиям содержания под домашним арестом, ее телефоны были отключены; ей запрещалось пользоваться компьютером — как средством связи. У подъезда круглосуточно дежурил наряд полиции. Насколько я знал, на лестничной клетке была установлена камера видеонаблюдения (это в дополнение к камере над подъездом).

Белоногов щелчком отправил окурок в кусты и повернулся ко мне лицом:

— Убит Николай Сергунин по кличке Сергун.

Я покачал головой: имя и кличка этого человека мне ни о чем не говорили. И невольно прислушался к доносившимся с места осмотра голосам. Мужской голос:

— …принадлежат ли останки человеку или животному…

«Что за чертовщина тут происходит? Снимают ремейк «Убийство на улице Морг»?»

— Слепцова, а ты изыми образцы грунта и составь протокол и схемы. Возьми пробы с обуви, на глазок пока сравни с почвой, на которой лежит труп. Потом назначим криминалистическую экспертизу.

Эти слова мужчина произнес уставшим голосом с интонацией: «А мне это надо?»

Я быстро разобрался что к чему, внимательнее приглядевшись к многочисленной оперативной группе и выделив в ней два совсем юных создания. Это были практикантки, и следователь буквально нагружал их и по-черному юморил про «нечеловеческие останки».

Однако следующие слова дежурного следователя подняли волосы на моей голове. Отвечая на вопрос практикантки, он назвал другую фамилию: Аннинский Виталий Валерьевич.

— Труп наполовину находился в воде…

Как будто подтверждая слова Белоногова, тягучий монотонный голос с эпицентра следственных мероприятий отдал кому-то распоряжение: «Изъять пробы воды в полторашку».

— Нужно достать бланки по забору воды.

— Достань…

Неохота, лень-матушка собрала под свое крыло оперов, экспертов, практикантов. Казалось, они сидели все вместе в подпольном казино, и когда накал за покерным столом достиг высшей точки, на зеленое сукно свалилось тело с Шибаевского пруда.

— В кармане куртки было обнаружено удостоверение на имя Аннинского Виталия Валерьевича…

Я не заметил, как Белоногов, говоря «булгаковским языком», «успел сплести целый рассказ» — с подробностями, о которых мог сообщить только свидетель убийства (а почему нет?). Когда Белоногов поставил точку в своем повествовании, в моей голове родилась целостная картина происшествия. Вот как это было.

Убийца и жертва приехали в это безлюдное место в одной машине, следы который отпечатались на песчано-гравийной дорожке. Они вышли из машины; разговор их длился две или три минуты: кто-то из них, скорее всего жертва, успел выкурить сигарету. Продолжение беседы состоялось уже на берегу пруда… Сергунин повернулся к собеседнику спиной, давая понять, что разговор его не интересует и в принципе закончен. И едва не поплатился за свою легкомысленность. Противник захватил его левой рукой за шею и выхватил нож из ножен на поясе спереди. Но не рассчитал свои возможности по скорости, ему следовало бы вначале вооружиться… Сергунин вывернулся: согнув колени, он резко распрямился, толкая противника спиной и лишая его возможности нанести удар ножом. И подмял его под себя. И уже в партере, лежа на нем спиной, оказался в невыгодном положении: противник в это время обхватил его ногами, удерживая на себе, и предпринял очередную попытку нанести удар ножом. Из такой позиции ему было удобно одним точным и сильным движением перерезать ему горло. Но Сергунин опередил его на мгновение. Он поддернул ноги, уходя от захвата ногами противника, и прижал подбородок к груди, защищая горло. Его оппоненту оставалось только ударить его ножом в любой незащищенный участок тела: один, два, три раза, и после таких уколов противник не смог эффективно защищаться. Тем не менее Сергунин черпал силы буквально из воздуха: дышал часто и глубоко. Борясь за свою жизнь, он сделал то, чего не смог бы сотворить на борцовском ковре: еще выше поднял ноги, как бы заводя свое тело на манер пружины. В следующее мгновение он выбросит их вверх и вперед. Так думал противник Сергунина — но он ошибся. Сергун продолжил давить на него, рискуя сломать шею, но совершил-таки переворот через голову… Он встал и встречал противника, пошатываясь. Короткий поединок вымотал его; и если бы у него был пистолет, он не смог бы попасть в противника и с пяти шагов. А тот был всего в паре от него и по-прежнему вооружен ножом. В отличие от Сергуна, у него осталось много, очень много сил, и с обессилевшим противником он стал играть как кошка с мышкой. Он держал нож прямым хватом и острием клинка вверх, сжимал прорезиненную рукоять безымянным пальцем и мизинцем, остальные только поддерживали холодное оружие и направляли его в цель… Сделав отвлекающий замах пустой рукой, он бросил вооруженную руку вперед. На этот тычок Сергунин отреагировал единственно возможным в его положении способом: заблокировал удар рукой. И так как режущая сторона ножа была направлена вверх, он не мог не распахать о него руку. Кисть словно обломилась, но Сергун сумел поднять руку к груди, уменьшая площадь поражения. Что-то изуверское показалось во втором ударе ножом, и он ничем не отличался от первого: ни силой, ни направлением; даже положение ног атакующий не поменял. Он дал Сергуну порезать и вторую руку, и тот стоял перед ним, как будто с обмороженными руками… Кровь стекала из порезанных кистей в рукава куртки… Колющий удар вниз. Сергун, получив ранение в бедро, рухнул на одно колено. Атакующему не хватило одного удара, чтобы «четвертовать» соперника. Но четвертого удара было не избежать. Он нанес его по косой линии, все так же держа нож острием кверху и из исходной позиции «нож у левого колена». Он вложил дополнительную силу в удар, выгнув кисть вооруженной руки. Лезвие вошло в шею над правой ключицей, а вышло под левым ухом. И со стороны казалось, оно не встретило сопротивления: настолько точным и сильным получился удар. Атакующий сделал шаг назад, и тело его противника ткнулось головой к его ногам. Через секунду оно завалилось на бок: левая половина в воде, правая на суше. В таком положении его и застала опергруппа, прибывшая на место преступления по звонку человека, обнаружившего труп…