Сергей Зверев - Пуля из дамасской стали

– Командир! Командир!

Парни подбежали к Горяеву. Тот лежал, не двигаясь, но пульс на его шее прощупывался. Достав из кармана Петра ракетницу облегченного типа, Приберегин поднял ее над головой и дернул за бусину спускового штока. Раздался хлопок, и в небо с громким шипением стремительно поднялась ярко-красная светящаяся точка, оставляя за собой белесый след.

– Всем по местам! – увидев красную ракету, проорал Борька Еремин и на одной ноге запрыгал к грузовику.

Перед этим он пережил не самые приятные минуты в своей жизни. До него доносились звуки боя. Он страшно переживал из-за того, что не может принять в нем участие и поддержать своих товарищей.

Аня перекрестилась, села за руль джипа и запустила двигатель. Девушка перевела рычаг управления коробкой передач из положения «Р» в «D», после чего разблокировала ручник, чуть прибавила газу и двинулась следом за грузовиком. Она лихорадочно крутила руль то влево, то вправо, едва ловила колесами дорогу, ежесекундно рисковала врезаться в дерево или свалиться под откос. Через сотню метров служительница Господа почувствовала себя спокойнее и к мосту подъехала достаточно уверенно.

То, что она там увидела, ее потрясло. Если прежнее место схватки, где ей и самой довелось пострелять из автомата, Аня толком и не видела, то у моста весь ужас беспощадной по своей ярости стычки предстал перед ней без прикрас. Окровавленные трупы, разбросанные то здесь, то там, вызывали внутреннее содрогание. Люди погибали от осколков гранат, автоматных очередей, ударов холодного оружия. У нее похолодело в груди при одной лишь мысли о том, что могли испытывать дети Господа нашего, на этом самом месте с ненавистью кидавшиеся друг на друга, ощущая единственное желание – убивать, убивать, убивать!.. Но она быстро справилась с шоком и поспешила к раненым.

Из всех десантников двигаться могли только Приберегин и Антохин. При активной помощи Ани спешно занялись перевязкой и введением медпрепаратов. Двое крестников Антохина тоже охали и взывали о помощи. Они получили серьезные, но не смертельные ранения. Одному Федька разворотил правое бедро, другому – левое.

Сестры Амалия и Феодора спустились с кузова грузовика и растерянно развели руками.

– Мы можем вам в чем-то помочь? – спросила Амалия, глядя на Серегу и Федьку, сноровисто орудующих перевязочными пакетами и шприцами.

– Вот этих двоих перевяжите и введите им промедол, чтобы копыта не откинули. – Приберегин кивнул в сторону раненых бандитов, потом протянул монахиням перевязочные пакеты и пару шприц-тюбиков.

Несколько мальчишек, тоже спустившихся с кузова, с расширенными от ужаса зрачками смотрели на окровавленных людей.

Ощутив на себе их взгляды, Федька оглянулся, вздохнул и резюмировал:

– Вот такая штука, ребятки, эта самая война. Эти люди пришли за чужими жизнями и поэтому потеряли право на свою собственную. Ну-ка, мальчики, быстренько наломали веток, и побольше!

Мимо изредка проезжали легковушки и грузовые машины. Они чуть притормаживали и мчались прочь от места страшного побоища.

Покончив с медицинскими процедурами, парни осторожно положили смертельно бледного Горяева в кузов, на ворох мягкой пружинистой зелени, накрытой камуфляжными куртками. Володьку Плужникова посадили в просторную кабину между Борькой и Приберегиным. Теперь все четверо были в одних лишь краповых беретах и десантных тельняшках.

Перед тем как сесть за руль джипа, Федька принес раненым бандитам забрызганную кровью рацию, которую он поднял у трупа бульдога.

– Можете вызвать подмогу, – коротко пояснил он.

Через три часа езды по уже вполне приличному шоссе, оставив справа от себя воюющий город Алеппо-Халеб, автоконвой наконец-то прибыл в относительно мирный Идлиб. Городские власти были ошарашены нежданным прибытием воспитанников детдома, но все же нашли, куда их временно разместить. Изрядно изголодавшиеся дети впервые за этот день смогли поесть. Только отсюда Федьке удалось связаться с российским посольством и сирийскими властями. Еще через пару часов за спецназовцами из Дамаска прибыл вертолет. Вместе с десантниками улетели Дана и Аня.

Сашка шел на поправку очень быстро, удивляя врачей своей невероятной выносливостью и жизнестойкостью. Уже на пятые сутки он смог самостоятельно сесть на кровати. Еще через пару дней он презрительно отмахнулся от общеизвестных «уток» и суден. Вопреки протестам врачей парень отправился в свое первое путешествие по больничному коридору. Его поддерживала Аня. Журбин наотрез отказывался и от ее помощи, но вынужден был капитулировать.

Как только доктор Рашид разрешил пускать к Сашке посетителей, к нему тут же примчались Серега и Федька. Они опять находились при посольстве. Парни сказали, что теперь отъедаются после спартанской диеты. Обстановка в столице была неспокойной, но в сравнении с тем, что всем им довелось пережить в Банаре, здесь они, можно сказать, чувствовали себя как у Христа за пазухой.

Навестить Горяева Сашка пошел сам – тот перенес сразу несколько операций и поэтому пока не мог подняться.

Увидев его и Аню, командир через силу улыбнулся и чуть слышно прошептал:

– Молодцы! Спасибо, что пришли. Саша, ты ведь тоже лежал без сознания. Ничего не запомнил из того, что видел там? Ну, ты понял, о чем я. Нет?

Журбин немного подумал, пожал плечами и сказал:

– В общем-то, нет. Меня как будто просто не было в природе. Одна чернота, и все. Вот я провалился – меня нет. Потом очнулся – вот он я, здесь.

– А я видел знаешь кого? Генерала Иванова! Я уже слышал, что люди в забытьи видят своих умерших родственников, а я почему-то встретился с ним, хотя мы и знакомы-то не были. Того места, куда попал, вообще не помню. Запомнил только его. Увидел, и рука сама взлетела: «Здравия желаю, товарищ генерал-лейтенант!» А он: «Это ни к чему. Здесь нет генералов, здесь все рядовые». Нас всех похвалил. Молодцы, мол, не посрамили чести Российской армии. Потом махнул рукой и сказал, чтобы я возвращался назад: «Тебе еще служить и служить!» Я тут же как будто из омута вынырнул. Глянул – лежу в палате, врачи хлопочут…

Возвращаясь к себе в палату, Сашка внезапно остановился и прислонился к стене коридора. Его ноги словно пристыли к полу. В памяти парня клочком полузабытого сна всплыло нечто неожиданное. Он неведомо где. Стоит над черной пропастью, через которую переброшен мост из разноцветной радуги, только очень пологой. Над головой черное небо, густо усыпанное крупными яркими звездами. Сашка знает, что ему обязательно надо туда, на ту сторону пропасти. Он осторожно ступает на радугу, но в этот миг откуда-то сзади, издалека, из какой-то другой вселенской бездны доносится чей-то отчаянный крик. Кто-то зовет его по имени. Сашка оглядывается, и пропасть с мостом, да и сам он внезапно растворяются в небытии.