Андрей Воронин - Слепой. Исполнение приговора

– Некогда гостевать, Яков, – ответил Бурый, – дома дел невпроворот. Да и не люблю я эту вашу Москву. При Советах не любил, а уж теперь и вовсе глядеть на нее не могу. Не Москва, а какой-то Грозный пополам с Бишкеком!

– Исторический процесс, – вздохнул Портной, провожая его до дверей, – тут уж ничего не поделаешь. По ночам детишек строгать надо, а не водку жрать, иначе оглянуться не успеешь, как московские газеты на арабском начнут выходить…

– Или на китайском, – поддакнул Бурко.

После ухода Бурого в кабинет заглянул охранник, чтобы проверить, все ли в порядке с хозяином, и узнать, не будет ли каких-нибудь распоряжений. Распоряжений не поступило, и охранник вернулся на свой пост в коридоре, без стука прикрыв звуконепроницаемую дверь.

Усевшись на еще не остывший диван, Яков Наумович вынул из-под подушки, поставил на предохранитель и бросил на стол не пригодившийся пистолет, после чего налил себе еще коньяку и разжег электронную сигарету. Курить он бросил почти двадцать лет назад, все эти годы страшно мучился и, когда в продаже появились пластмассовые соски, имитирующие сигарету, не устоял перед искушением и приобрел одну из самых первых. Удовольствие, конечно, было не то – вот именно, конфетка вместо котлетки, – зато в такие вот минуты, как сейчас, когда надо было сосредоточиться и что-то всесторонне, без спешки, обмозговать, не приходилось, как раньше, тянуть в рот всякую дрянь – карандаши, ручки, леденцы или собственные пальцы с дорогостоящим маникюром (только затем, чтобы через десять минут обнаружить, что от маникюра остались рожки да ножки).

Красный огонек разгорался и гас на кончике пластикового стержня, белесый пар, со стороны действительно похожий на дымок сигареты, таял в мягком сиянии скрытых люминесцентных ламп. Тренированный ум мгновенно отбросил все постороннее и сосредоточился на решении проблемы, которая представлялась Якову Наумовичу весьма серьезной.

Его беспокойство в связи с последними событиями было куда более глубоким и неприятным, чем он позволил себе показать в разговоре с Бурым. Милейший Иван Захарович мог говорить правду о своей непричастности к творящимся на территории заповедника безобразиям, а мог и кривить душой. Выдвинутая им версия представлялась вполне правдоподобной – пожалуй, даже чересчур правдоподобной, а главное, слишком уж своевременно и к месту озвученной. О человеке с Лубянки, который года полтора назад навязал Якову Наумовичу свое покровительство, Бурко знал только понаслышке, и все его выводы, таким образом, были высосаны из пальца. О, конечно, Яков Наумович был с ними целиком и полностью согласен, поскольку, в отличие от украинского партнера, успел отлично изучить повадки и стиль работы этого лубянского упыря. Но все, что Бурый говорил об этом человеке, точно так же было справедливо и в отношении него самого. Он был активен, хитер, пронырлив и всегда хотел получать больше, чем у него есть. Черный рынок оружия, конечно, не резиновый, но и на нем время от времени появляются новые фигуры, ради завоевания места под солнцем готовые сбывать свой товар по бросовым демпинговым ценам. Если Бурый снюхался с кем-то из этих деятелей, у него вполне могло возникнуть желание избавиться от старых компаньонов и подгрести весь бизнес под себя.

Напрашивающийся вывод не блистал новизной: доверять нельзя никому. А в ситуации, когда непонятно, с какой стороны тебя ударят, но ясно, что ударят непременно, бить надо первым – если хватит сил, во все стороны сразу. А бизнес… Ну, что – бизнес? Всему на свете рано или поздно приходит конец. Вон, «Поляроид» загнулся и напоследок из процветающего, всемирно знаменитого предприятия превратился в ширму для обыкновенного мошенника. А какая была фирма! Главное – вовремя почувствовать, что идея себя исчерпала, и аккуратно, с наименьшими потерями отойти в сторону, пока в погоне за еще одним, последним долларом не лишился головы…

Яков Наумович Портной не откладывал дела в долгий ящик, особенно когда речь шла об его безопасности. Первый и единственный опыт пребывания в местах лишения свободы внушил ему стойкое к ним отвращение, возвращаться туда он не собирался и для того, чтобы этого избежать, был готов на многое – пожалуй, на все. В острых ситуациях он привык больше доверять своей интуиции, чем логике, и раздумывал, как правило, недолго. А подумав, сразу начинал действовать – решительно, точно, как хорошо отлаженный механизм, эффективно и беспощадно, как атакующий крокодил.

Первым делом, не вставая из кресла, он позвонил своей секретарше и велел узнать, каким рейсом вылетает из Москвы Иван Захарович Бурко. Пока секретарша этим занималась, он, не кладя трубку, подошел к сейфу, открыл его, порылся в потайном отделении и вернулся за стол с несколькими паспортами. К тому времени, как секретарша, закончив свои изыскания, сообщила, что поименованный гражданин вылетает рейсом на Киев через четыре с половиной часа, выбор был сделан. Глядя в приглянувшийся паспорт, Яков Наумович велел забронировать билет на этот же рейс на имя Иосифа Марковича Штейна – то самое, что значилось в документе. Выслушав заверения секретарши в том, что с билетом проблем не возникнет, он положил трубку и сделал микроскопический глоток из бокала в ознаменование первого маленького успеха на недолгом, но трудном пути.

В запасе у него было еще четыре с половиной часа – вполне достаточно, чтобы прямо из сырого, загазованного московского воздуха создать Иосифа Марковича Штейна. По замыслу он был скрипач – хрупкий еврейский юноша с точеным профилем, роскошной вьющейся шевелюрой и длинными, тонкими музыкальными пальцами. Скрипичный футляр, внутри которого так хорошо помещается разобранная на части винтовка, отвлечет внимание таможенников от тощей дорожной сумки. В футляре, разумеется, не будет ничего смертоноснее скрипки, а рамка металлоискателя, как обычно, не обнаружит среди нижнего белья и нотных тетрадей сработанные из композитных материалов детали пистолета. Бурый умрет в Киеве – большом, шумном столичном мегаполисе, где у него хватает деловых партнеров, конкурентов и настоящих врагов, давно жаждущих его крови. После него настанет очередь человека, которого он в свойственной ему уголовной манере называл штемпом. С этим все будет чуточку сложнее, но Жорик Айрапетян, которому предстоит сыграть роль скрипача Штейна – мастер своего дела, настоящий артист, и по возвращении из Киева за соответствующее вознаграждение в два счета уладит и эту проблему.

Поднявшись с дивана, Яков Наумович направился к выходу. Жорик Айрапетян, как всякий уникальный специалист, был не из тех, кого можно запросто вызвать по телефону. Установление связи с таким человеком – дело тонкое, требующее скрупулезного соблюдения ритуала. При нехватке времени, как сейчас, это бывает дьявольски неудобно, зато в случае провала никому не удастся обоснованно, на основании веских улик и неопровержимых доказательств связать имя столичного бизнесмена и благотворителя Якова Портного с личностью взятого под стражу киллера Айрапетяна по кличке Ара.