Андрей Воронин - Слепой. Исполнение приговора

И, выслушав эту пламенную речь, все принимаются озадаченно скрести в затылках и разводить руками: да, действительно, что-то тут не так! А неуловимый отморозок со «Стечкиным» продолжает стрелять и прокалываться, прокалываться и снова стрелять, громоздя друг на друга трупы и прямые, давно ставшие избыточными улики. И когда в живых не остается ни одного свидетеля, сам получает пулю в затылок – бинго! Свидетелей нет, доказательств нет, признательных показаний тоже нет – откуда им взяться? Есть только мертвый маньяк и несправедливо обиженный подозрением генерал Потапчук. Поскольку подозрения в его адрес рассеялись все-таки не до конца, его с почетом провожают в отставку, тем более что по возрасту и выслуге лет ему давно полагается быть на пенсии. И – здравствуйте, лазурные берега, яхты, девочки и все прочее, чему полагается быть в красивой жизни!

Изящно, не правда ли? А главное, легко осуществимо. Да что там – уже наполовину осуществлено! Даже больше – где-то на семь восьмых. А генерал Тульчин ремонтирует плетень на даче и продолжает терзаться все тем же вопросом: так виноват все-таки Федор Филиппович или не виноват? Так и будет терзаться, пока все не кончится само собой – естественным, так сказать, порядком.

Точными ударами обуха вгоняя в рыхлую землю аккуратно заостренный кол, он подумал: надо бы еще раз, более обстоятельно и мягко, поговорить с Барабановым. А заодно приставить к нему охрану. Потому что, независимо от степени своей вины или невиновности, парень находится под прямой угрозой, как и все, кому не посчастливилось проходить по этому делу в качестве подозреваемых и свидетелей. Вероятнее всего, он – следующая жертва в списке киллера. Это вполне логично – сначала ненадежный, хлипкий стукач Полосухин, следом – его подельник и школьный приятель, продажный майор Барабанов. Именно в таком порядке, потому что майора ФСБ вот так, запросто, не расколешь, а значит, он может немного подождать своей очереди…

Вогнав топор в березовый чурбак, на котором рубил в размер лозу, Андрей Константинович потянулся за телефоном: команду насчет охраны, пожалуй, стоило отдать еще вчера, но лучше поздно, чем никогда. В эту самую минуту за воротами послышался протяжный, настойчивый гудок автомобильного клаксона. Через секунду он повторился и был еще более настойчивым и продолжительным.

– Эк тебя разбирает, – пробормотал генерал. – Прямо невтерпеж! Давай, давай, сажай аккумулятор!

За глухим деревянным забором опять протяжно заныл гудок, и Андрей Константинович, на ходу стряхивая приставшие к одежде мелкие щепки и зеленоватые ленточки ивовой коры, направился к воротам – поглядеть, кого это там принесло.

Валерий Игоревич Барабанов, заподозренный в предательстве и потому временно отстраненный от несения службы (и хорошо, что не взятый под стражу) майор ФСБ, сидел за любимым угловым столиком своего любимого кафе и, благо остался не у дел стараниями какой-то гниды, прямо в разгар рабочего дня наливался пивом под соленые орешки. Пива было выпито уже достаточно, чтобы начать всерьез задумываться о паре стопочек водки – в такую жару и под такое настроение она пошла бы, как по маслу.

Именно в этом кафе несколько дней назад Барабанов случайно повстречал своего бывшего одноклассника и соседа по парте Николая Полосухина. Особенно близкими друзьями они не были никогда, но встрече обрадовались оба, потому что не виделись уже сто лет, чуть ли не с выпускного вечера. От одноклассников, с которыми поддерживал отношения, Барабанов слышал, что Полосуха, как его называли в школе, обзавелся тяжелой формой игровой зависимости и, как чаще всего случается в подобных случаях, довольно быстро просадил все, что имел: деньги, семью, работу и даже квартиру. Судя по довольно потасканному виду, бегающему взгляду и суетливым манерам, слухи эти были недалеки от истины. А когда Полосуха попросил в долг – всего-то пять несчастных тысчонок, и только до получки, которая ожидается буквально в следующий понедельник, – все стало окончательно ясно. Радость встречи, и до того не бившая фонтаном, тихо увяла; не слишком убедительно, потому что не считал нужным напрягаться, сославшись на стесненные обстоятельства, Барабанов в деньгах отказал и быстренько закруглил разговор. В этом Полосухин охотно пошел ему навстречу: все, что интересовало его в старом знакомом и, по его собственному выражению, друге детства, сводилось к упомянутой сумме. А коль скоро суммы было не видать, как своих ушей, дальнейшее поддержание беседы представлялось ему лишенным смысла.

Они расстались, держа хорошую мину при плохой игре, и какая-то ловкая зараза ухитрилась запечатлеть на цифровую камеру и с соответствующими комментариями подсунуть начальству момент прощального рукопожатия. Комментарии же были таковы, что, выслушав их краткий пересказ из уст генерала Тульчина, Барабанов поначалу просто не поверил своим ушам: кто, я? Вы это серьезно, товарищ генерал?

Товарищ генерал был серьезен – серьезней некуда. В принципе, его можно было понять. Среди его подчиненных завелся стукач, это не вызывало ни малейших сомнений. Все они одинаково заслуживали доверия, и все находились под подозрением. И вот – эта глупая, случайная, никому не нужная встреча. Кто же знал, что Полосуха уже три года подряд работает на контору, да не просто на контору, а именно на Потапчука?!

Да, все все понимали, все были одинаковы, и все находились под подозрением. Но от исполнения служебных обязанностей отстранили только майора Барабанова, и это было дьявольски обидно – хоть ты, ей-богу, и в самом деле запей по-черному!

Прекрасно понимая, что это не выход – вернее, выход, конечно, но не к светлому будущему, а на задний двор, на помойку, куда общество веками сваливало и продолжает сваливать человеческие отбросы, – он был уже в шаге от того, чтобы приступить к осуществлению этого нехитрого плана. И в этот момент какой-то тип, не нашедший в полупустом кафе другого свободного места, вежливо осведомился, нельзя ли ему, типу, присесть за занятый Барабановым столик.

Демонстративно пожав плечами, майор без особенной приветливости кивнул подбородком в сторону свободного стула. Эта не шибко вежливая пантомима не возымела ожидаемого эффекта: тип, явно не отличавшийся повышенной чувствительностью, спокойно приземлился за столиком, поставив на белую скатерть чашечку кофе на блюдце. Барабанов хлебнул пива и бросил в рот щепотку орешков. Тип, которого майор даже не счел нужным рассмотреть, пригубил кофе, аккуратно поставил чашку на блюдце и произнес:

– Странно. Кафе, вроде бы, приличное, цены демократичными не назовешь, а подают какую-то бурду… Из желудей они его, что ли, готовят?