Олег Блоцкий - Предатель стреляет в спину (сборник)

Солдаты стреляли до глухоты каждый день. Патронов было немерено.

Стрекозов изменял цели, давал новые ориентиры и старался, чтобы его подчиненные могли перебрасывать огонь с одной точки на другую быстро и метко.

«Граната – вещь важная, – наставлял взводный. – Надо уметь ее бросать, как можно дальше и точнее». И солдаты бросали. Сначала камни, затем болванки без запала, ну а потом и гранаты.

Потом пришло время ножа. Лейтенант показывал, как его держать, рассказывал, как надо точно и быстро убивать, нанося удары под лопатку, в печень, сердце или перерезать горло от уха до уха.

«Жрать тоже надо уметь, – без устали повторял Стрекозов, – а пить – тем более». Он запретил солдатам есть соленые консервированные сыр и тушенку, приходящие в сухих пайках. На боевых выходах сухари вымачивались в воде, и лишь потом эта кашица поедалась. «Сухарь язык раздирает и глотку рвет. Три дня посидите на них – потом вообще ничего жрать не сможете. А воду пить – только утром. Днем, хоть подыхайте, но за фляги не хватайтесь. Зря все это. Хлестать будете без остановки, а толку никакого».

Занятия приносили свои плоды. Очень скоро все солдаты одинаково умело обращались с гранатами, пулеметом, агээсом, не говоря уж об автоматах.

Были и рукопашные схватки. «В печень, в печень руби! – кричал Стрекозов, юлой вращаясь среди сцепившихся солдат. – Да не так! А теперь по почкам! По кости бей. Он согнется, а ты ему правой снизу. Блокируйся, Сироткин. Пусть в плечо бьет. Туда не страшно. Так, а теперь уплывай вправо. Хорошо. И в почку ему крюка!! Отлично! Молодцы, толк будет!!»

Толк и в самом деле был. Когда тщедушный и застенчивый Абрамцев вырубил своего постоянного обидчика из соседнего взвода Алиева, все в столовой обалдели. Алиевские земляки, рыча, бросились к Абрамцеву, но путь им преградили Мухамадиев с Клеткиным.

– По-честному. Один на один. Сегодня вечером. За складом.

Земляки оскалились, но условия были справедливыми. А здоровяка Алиева с кривыми мощными ногами, какие не смогли удержать его в вертикальном положении, отливали водой.

В сумерках в присутствии чуть ли не всего батальона, тайком сползшегося на такое необычное зрелище – хворостинка Абрамцев против Алиева, у которого грудная клетка вес танка может выдержать.

Абрамцев бабочкой порхал возле неуклюжего, неповоротливого Алиева. Тот старался войти в клинч, чтобы схватить лапищами Абрамцева и в ярости переломать ему хребет.

Удары Абрамцева были точными, сильными, частыми. Алиеву так и не удалось поймать наглеца. А потом и вообще случилось невиданное. Эльдар, как подстреленный слон, свалился на землю и больше не встал. А дрожащий Абрамцев стоял рядом, взмахивая рукой, и вскрикивал: «Что?! Еще хочешь?! А-а-а!»

Но Алиев этого не слышал. Лужица крови натекала под его голову.

Взвод заревел и чуть ли не на руках унес своего героя в палатку.

Потом Мухамадиев с Клеткиным, прихватив три литра браги, ходили разговаривать с Эльдаром по-мужски.

Горец оказался настоящим мужиком. На следующее утро он подошел к Абрамцеву и первым подал руку.

После этого многие тайком упрашивали Стрекозова взять их к себе во взвод…

Что ни говори, а поклонение и уважение к силе среди солдат существуют. С каждым днем становилось для взвода яснее, что их лейтенант умеет все. И хотя строевой подготовки Стрекозов не отменил, взвод маршировал по утрам гораздо быстрее, ибо впереди его ожидали интересные занятия, смахивающие более на игру, нежели на положенные учебные часы, где первая часть – долгое, нудное чтение и зубрежка мер безопасности (обязательно под личную роспись); вторая – куцый рассказ о теории; ну, а третья, самая короткая, занятия в «поле», как правило, скомканные и бестолковые, где никто не знает, что ему делать.

Стрекозов поступал по-другому. Он разбивал взвод на две части: одна была духами, другая – шурави. Задача духов – подготовить засаду, цель шурави – не попасть в нее и первыми уничтожить духов. Такие занятия проходили без стрельбы, но все равно были очень поучительными.

Когда грязные, потные солдаты собирались вместе, Стрекозов подробно обговаривал каждый момент «боя» и не уставал повторять: «В преферансе есть золотое правило – не считай соперника дурнее себя. Так и здесь. Сироткин, какого черта ты вел группу по тропе? Если есть возможность идти рядом – иди. Ведь тропы минируются. Нет, прешь напролом, как кабан. Мало того, что сам погибнешь, так и других за собой потянешь. Далее, когда я скомандовал вводную – Сироткин подорвался на мине, зачем вы всей группой, скопом, как бараны, побежали к нему? Я вам повторяю последний раз: при подрыве к пострадавшему идет всего один человек. Остальные не стоят столбами, не глаза лупят, а залегают или прячутся за камнями. Тот – один – внимательно проверяет местность на предмет наличия мин, пытается понять, нет ли засады, и только после этого оказывает первую медицинскую помощь. После чего раненый выносится с поля боя или, точнее говоря, места подрыва. Кстати, вы знаете, как оказывается медпомощь?»

Взвод прятал глаза, и Стрекозов начинал обстоятельно, медленно и спокойно объяснять новую, возникшую тему.

Кишлак встретил взвод тишиной.

Солдаты бесшумно скользили вдоль стен, опасливо заскакивали в дома, но везде было одно и то же – пустота и разгром: сорванные с петель двери; разодранные небольшие прямоугольные подушки; выбитые стекла в крохотных оконцах; стены, покрытые, словно язвами, следами пуль; приземистые сарайчики-клетушки, оскалившиеся черными распахнутыми провалами входов; разворошенные или сожженные стожки сена в узких дворах; валяющиеся распахнутые деревянные сундучки. В пыль было втоптано их содержимое: фотографии, небольшие зеркальца, дешевые пластмассовые бусы, разноцветные расчески и гребни.

В одном из переулков валялся ишачок с большим, как бочка, животом. Ноги торчали в разные стороны упругими сухими жердями. Кровь натекла под него черной лужицей. Большие лиловые глаза были раскрыты. На них и многих неровных дырах в теле скопились мухи.

– Не было духов. Только наши. – Мухамадиев нагнулся и всматривался в следы, которые виднелись на дороге. – Спокойно ходили, спокойно стреляли, как в тире, – прибавил он и загадочно улыбнулся.

Стрекозов и сам давно понял, что духов здесь не было. Но все увиденное по-прежнему настораживало, держало в напряжении, и палец на спусковом крючке не ослабевал.

Лейтенант услышал, как за спиной о чем-то заспорили Клеткин с Сироткиным, и Гена чуть громче, чем надо, зло выругался: «Вот гады! После них сплошной облом. Даже напрягаться не стоит».

Дорога вывела взвод на полуперекресток. Прямо перед Стрекозовым, за невысокой стеной, виднелось небольшое здание с шарообразным куполом – мечеть. Перед ней были воткнуты палки с привязанными лентами.